Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
Оно, казалось, пугало и Трайона, но он задрал подбородок, твердый в намерении сказать то, что собирался.
— Я пришел, чтобы извиниться за причиненные вашему зятю страдания, — сказал он. — Это была прискорбная ошибка.
— Очень прискорбная, — эхом отозвался Джейми с ироничной интонацией. — И будьте так любезны пояснить, как… такая ошибка… могла произойти?
Он сделал шаг вперед, и Трайон автоматически отступил. Я видела, как по его лицу разливается краснота, а губы сжимаются.
— Это была ошибка, — повторил он сквозь зубы. — Его неверно опознали, как одного из главарей регуляторов.
— Кто? — голос Джейми был вежлив.
Маленькие
— Я не знаю. Несколько мужчин. У меня не было причин сомневаться, что это так.
— Действительно? И Роджер МакКензи ничего не сказал в свою защиту? Разве он не сказал, кто он?
Губернатор закусил верхнюю губу зубами, потом отпустил.
— Он не… говорил.
— Потому что, дьявол вас забери, он был связан, а рот заткнут! — закричала я. Я сама вытащила кляп из его рта, когда Джейми срезал тело с дерева. — Да вы же не позволили ему говорить, вы, вы…
Свет лампы из-под откинутого клапана палатки мерцал на серебряном полумесяце губернаторского горжета. [180] Рука Джейми очень, очень медленно поднялась — так что Трайон не почувствовал никакой угрозы — и обхватила его горло как раз выше горжета.
— Оставь нас, Клэр, — произнес он. В его голосе не слышалось особой угрозы, просто его тон был сухим. Паника сверкнула в глазах Трайона, и он дернулся назад, блеснув серебряным полумесяцем.
— Как вы смеете поднимать на меня руку, сэр?
180
Горжет — часть военной униформы, ведет свое происхождение от стальных воротников доспехов, защищавших горло рыцарей. В течение 18 — начале 19 века, горжеты в форме полумесяца из серебра (или позолоченного серебра) носились офицерами в большинстве европейских армий. Обычно они имели приблизительно 7-10 см в ширину и были подвешены на цепочках или лентах.
Его паника сменилась яростью.
— О, я смею. Поскольку вы подняли руку на моего сына.
Я не думала, что Джейми на самом деле собрался увечить губернатора. С другой стороны, это никоим образом не походило на простую попытку запугивания; я чувствовала холодный гнев внутри него и видела ледяной огонь в его глазах. Трайон тоже.
— Это была ошибка! И я хочу ее исправить, насколько смогу! — Трайон держался твердо, сверкая глазами.
Джейми издал презрительный звук глубоко в горле.
— Ошибка. Лишение жизни невинного человека, для вас не более чем ошибка? Вы убьете и изувечите ради вашей славы, не принимая во внимание, сколько разрушения и горя оставите после себя, лишь бы украсить отчет о своих деяниях. Как это будет смотреться в отчетах, которые вы пошлете в Англию, сэр? То, что вы направили пушки на собственных граждан, вооруженных только ножами и дубинками? Или вы отрапортуете, что подавили восстание и восстановили порядок? Напишите ли вы, что в вашем стремлении к мести, вы повесили невинного человека? Что вы совершили ошибку? Или напишите, что наказали зло и совершили правосудие во имя короля?
Мускулы на скулах Трайона напряглись, и его руки дрожали, но он сдерживал себя. Он сильно выдохнул через нос, прежде чем заговорить.
— Мистер Фрейзер, я скажу вам, что известно лишь некоторым, но еще не является общим достоянием.
Джейми не ответил, но приподнял одну бровь, вспыхнувшую красным цветом
на свету. Его глаза были холодными, темными и немигающими.— Я назначен губернатором колонии Нью-Йорк, — сказал Трайон. — Приказ о назначение прибыл месяц назад. Я уеду к июлю, чтобы занять новую должность, на мое место назначен Джосайя Мартин, — он перевел взгляд на меня, потом снова на Джейми. — Таким образом, вы видите, что у меня не было никакой личной заинтересованности в этом деле, и у меня не было никакой необходимости прославляться своими деяниями, как выразились вы.
Его горло дернулось, когда он сглотнул, но его страх в его голосе сменился таким же холодом, как и у Джейми.
— Я делал, то, что был обязан делать. Я не мог уехать из колонии, оставив ее в состоянии беспорядка и мятежа для моего преемника, хотя мог, наверное, сделать это с полным правом.
Он вздохнул и шагнул назад, заставив свои кулаки разжаться.
— Вы знаете войну, мистер Фрейзер, и знаете, что такое долг. И если вы будете честным человеком, то признаете, что ошибки совершаются, как на войне, так и в понятии долга. Иначе быть не может.
Он прямо встретил взгляд Джейми, и они стояли в тишине, глядя друг на друга.
Мое внимание было резко отвлечено от этой конфронтации плачем ребенка, и я увидела, как из палатки высочила Брианна.
— Джем, — сказала она. — Это Джемми!
Возбужденные голоса приближались с дальней стороны лагеря, и вот появилась округлая подпрыгивающая фигура Фиби Шерстон, которая выглядела немного напуганной, но решительной. За ней следовали два раба: мужчина с двумя огромными корзинами, и женщина со свертком в руках, который извивался и страшно орал.
Брианна схватила сверток, и рев прекратился, а из одеяла появился Джемми с торчащими пучками рыжих волос, суча ногами от радостного облегчения. Мать и ребенок исчезли в тени под деревьями, и всеобщим вниманием завладела миссис Шерстон, которая бессвязно объясняла всем, что она страшно обеспокоилась, услышав об этом ужасном сражении, и до смерти испугалась… но прибыл раб Рутерфордов и сказал, что все хорошо… и она подумала, что… и ребенок так сильно плакал…
Джейми и губернатор, оторванные от их занятия под названием «кто кого переглядит», тоже удалились в тень, и я могла видеть две темные фигуры, одну высокую, другую короче, стоящие близко друг к другу. Опасность исчезла из их t^ete-`a-t^ete, и я видела, как Джейми склонил голову, слушая Трайона.
— …принесли еды, — рассказывал мне Фиби Шерстон с лицом, раскрасневшимся от важности. — Свежий хлеб, масло, немного ежевичного джема, холодный цыпленок и…
— Еда! — воскликнула я, внезапно вспомнив про сверток, который я держала, зажав локтем. — Простите меня, ради Бога!
Я широко улыбнулась ей и исчезла в темноте, оставив ее стоять с открытым ртом.
Абель МакЛеннан находился там же, где я оставила его, и терпеливо ждал. Он отмахнулся от моих извинений, поблагодарив за еду и пиво.
— Есть что-нибудь… — начала я и замолчала. Что я еще могла сделать для него?
И все же оказалось, что могла.
— Молодой Хью Фаулз, — сказал он, аккуратно заталкивая сверток под сиденье. — Мне сказали, что его взяли в плен. Мог бы… ваш муж замолвить за него словечко, как вы думаете? Как он сделал для меня.
— Думаю, да. Я попрошу его.
Здесь вдалеке от лагеря было тихо, и звуки разговоров оттуда полностью терялись за кваканьем лягушек, скрипом сверчков и шорохом бегущей воды.