Ограбление. Мафия. Лимоны никогда не лгут

Глаза Грофилда уже привыкли к темноте, так что он обходился без фонарика, пока искал одежду этого человека. Тот спал в шортах и футболке, а все остальное лежало на стуле возле двери. Все, кроме ботинок, стоявших на полу рядом с кроватью.

Сначала Грофилд взял ботинки и вытащил шнурки. Одним шнурком он связал большие пальцы на ногах человека, а другим — большие пальцы рук у него за спиной. Из галстука получился эффектный кляп. Остальная одежда: ботинки, носки, рубашка, брюки, пиджак, — все отправилось в наволочку, которую Грофилд взял, распотрошив кровать. Плащ и мягкая кепка были в стенном шкафу, и их Грофилд тоже прихватил, засунув кепку в наволочку.

Далее он расстелил одеяло на полу, осторожно перекатил парня с кровати на одеяло. Он тщательно, как только мог, завернул его в плащ, а потом закатал в одеяло. При обследовании комнаты с помощью кистей рук и коленей обнаружился один удлинитель, которым Грофилд обвязал посередине запакованный им продолговатый сверток. Он засунул край наволочки себе за ремень сзади и обмотал вокруг него так, чтобы наволочка висела у него за спиной, потом взял закатанную в одеяло ношу, кое–как пристроил ее на левом плече и медленно вышел из комнаты.

А снаружи по–прежнему шел дождь. Было слышно, как он барабанит по крыше, постукивает в окна, хлещет в водосточных трубах. Глухой, отдаленный, убаюкивающий шум дождя заглушал негромкие звуки, издаваемые Грофилдом, пока он медленно проносил свой груз по лестнице на первый этаж, по дому и на улицу через кухонную дверь.

На воздухе казалось темнее, чем в доме, может быть, потому, что проливной дождь искажал все, на что ни взглянешь. Грофилд поправил на плече завернутую в одеяло поклажу и начал удаляться от дома, пробираясь через грязь.

На полпути к машине тело в одеяле ожило и начало извиваться так яростно, что Грофилд едва не потерял равновесие и не упал в грязь. Однако ему удалось устоять, и, обретя устойчивость на расставленных ногах, он вытащил из своей сумки «терьер», держа его за дуло, и ударил по одеялу в том месте, где, по его расчетам, находилась голова. Когда он ударил по ней в третий раз, извивания прекратились. Грофилд убрал «терьер» и побрел к машине.

Глава 4

Грофилд развязал удлинитель, схватился за край одеяла, встал, потянул одеяло кверху, и человек выкатился оттуда, словно школьная пародия на Клеопатру, доставленную к Цезарю. Одеяло было совсем мокрое, и человек тоже; дрожащий, он лежал на полу, на его теле и нижнем белье не осталось сухого места. На левой щеке у него красовался свежий синяк, вероятно, в том месте, куда Грофилд стукнул его дулом револьвера. Галстук, прежде служивший кляпом, теперь свободно болтался у него на шее.

Он всматривался в Грофилда, стараясь придать своему лицу суровое и бесстрашное выражение, но голос выдавал его, прозвучав слабо и испуганно, когда он спросил:

— Что, черт возьми, происходит?.. Кто ты такой?.. Где мы?

— Это мой номер в отеле, — спокойно сказал Грофилд. — А ты, временно, мой пленник.

— Я не знаю, что у тебя на уме, парень.

— Не трать слова понапрасну, — посоветовал Грофилд. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Извини, я отойду на минутку.

Он отнес насквозь промокшее одеяло в ванную и повесил на карнизе для душевой занавески.

Когда он вернулся, парень, выгибаясь, полз по полу в направлении двери. Грофилд спросил:

— Ты и в самом деле хочешь выбраться отсюда? Тогда давай я тебе помогу.

Он прошел мимо него и открыл дверь. Несмотря на крышу, нависавшую над боковой дорожкой, образуя некоторое подобие веранды, дождь вихрем ворвался внутрь вместе с порывами ветра. При свете, горевшем в комнате, поблескивали задние фары и бампер припаркованного перед домом «шевроле» Грофилда, но за ним не было ничего, кроме кружащейся в водовороте мокрой черноты.

Парень на полу перестал двигаться и свернулся калачиком, спасаясь от ветра. Грофилд посмотрел на него, притворил дверь и сказал:

— На самом деле ты и не хочешь туда идти.

— Ты доведешь меня до воспаления легких. — У парня стучали зубы, и голос не слишком ему повиновался.

— Нет, если мне не придется этого сделать, — сказал Грофилд. — Кстати, как тебя зовут? Нужно же мне как–то тебя называть.

— Пошел ты к черту.

Грофилд открыл дверь. Стараясь перекричать шум грозы, он весело проговорил:

— Я одет теплее, чем ты. И выдержу гораздо более сильный холод и сырость.

— Господи Иисусе!

— Тебя зовут не так. Назови мне свое имя, и я закрою дверь.

— Мортон!

— Имя, а не фамилию.

— Перри!

Грофилд закрыл дверь:

— Очень хорошо, Перри. — Он подошел к стулу, на который бросил наволочку. Теперь, приподняв ее, он вытряхнул на стул одежду — оба ботинка соскочили на пол — и, порывшись в карманах брюк, нашел бумажник. Раскрыл его, вытащил водительские права и прочитал вслух: — Перри Мор–тон. — Он повернулся и, улыбаясь, сказал: — Очень хорошо. Самое лучшее для тебя — говорить правду.

Мортон с ожесточением посмотрел на бумажник:

— Если дело только в этом, зачем было устраивать всю эту ерунду с дверью?

— Чтобы втолковать тебе, Перри, что самое разумное для тебя — отвечать на мои вопросы и все время говорить только правду. Ты знаешь, что случилось бы, если бы я заглянул сюда, и оказалось бы, что тебя зовут не Перри Мортон?

— Ты бы открыл дверь, — пробурчал Мортон.

— Мало того. Я бы выпихнул тебя наружу и оставил бы там на пару минут.

— Черта с два! Ты не дашь мне уйти, пока не добьешься от меня того, что тебе нужно.

— Я и не говорил, что дам тебе уйти. Перри, ты знаешь, сколько движущихся машин я повстречал по дороге сюда от дома, из которого я тебя вытащил? Ни одной. Там нет ни одной машины, ни одного прохожего. Я не видел ни одного освещенного окна, разве только парочку таких, где явно горели ночные лампы. Сейчас почти три тридцать ночи, Перри. Люди в таких местах, как этот городишко, ложатся спать в десять часов, а сейчас ночь со вторника на среду, ночь в разгар рабочей недели, да к тому же бушует гроза. Куда, по–твоему, ты бы пошел, Перри, если бы я вытолкнул тебя туда, связанного по рукам и ногам, да еще в исподнем? Кто, по–твоему, стал бы тебе помогать?