Охота к перемене мест

Хорошо было бы пригнать баржу в Дудинку, перегрузить колеса, прямым маршрутом направить вверх по Енисею до впадения в него Ангары, там свернуть на восток и по несудоходной на многих участках Ангаре добраться до Усть-Илимска.

Но вся беда в том, что плоскодонная баржа, которая при умелом вождении может совершить такой рейс по Ангаре, не рискнет появиться в Дудинке. Шторма бывают затяжные, и баржу захлестнет, переломит океанская волна.

А лихтер, отважно прошедший с караваном по Ледовитому океану, из-за осадки лишен возможности подняться по Ангаре. Поневоле приходится отправлять колеса вверх по Енисею до пристани, где стоит мощный стотонный кран, чтобы перегрузить колеса на баржу с малой осадкой.

Теплоход «Илимск», работяга и силач, с баржей на буксире, свернул на Ангару. Там у Стрелки, у песчаного мыса, встречаются Ангара и Енисей, там, как говорит сибиряки, можно напиться воды сразу из двух рек.

В месте слияния двух рек Ангара сильнее, полноводнее Енисея, это видно невооруженным глазом. Погодаев заспорил со шкипером, верноподданным Енисея: в сущности, Енисей следует считать притоком Ангары, географы держатся за средневековую ошибку. А все объясняется просто — русские первопроходцы сперва достигли Енисея, а уж потом поплыли на своих карбасах по Ангаре на восток. Такая же история произошла и с Камой; фактически Волга — приток Камы, живое сечение Камы в пункте слияния больше волжского.

В первой половине плаванья выдалось несколько бестревожных дней. Погодаев не только поглядывал за натянутым буксирным тросом, часами не отнимал рук от руля, но впитывал в душу красоты дикого края, наслаждался извечной силой Ангары, которую разрезала баржа тупым носом. Он восхищался чутьем капитана-наставника, его лоцманским опытом, его феноменальной зрительной памятью, без которой вообще нечего делать на капитанском мостике.

Ангара одарила Погодаева и чудесами. Однажды в узкой прорези облаков показалась луна. И лунная дорожка засияла, как мост, переброшенный через реку и выстланный серебряными иглами.

Однажды «Ряпушка» прошла под цветной аркой — радуга соединила берега. Чем зеленее радуга цветом, тем щедрее прошел дождь, чем краснее радуга, тем смелее можно предсказать ветер. Караван и в самом деле плыл, как оказалось, навстречу ветреному дню...

Погодаев видел могучих тайменей, играющих в реке; видел, как плещется поутру в Ангаре мишка косолапый, не то купается, не то ловит рыбу; видел, как лоси глядятся с крутого уступа в зыбкое синее зеркало, в свое отражение...

Но чем выше по течению подымались, тем Ангару все чаще перегораживали каменные гряды, называемые здесь шиверами. Вел караван по опасному скальному лабиринту капитан-наставник Николай Иванович, за плечами у него двадцать шесть навигаций.

Самый трудный экзамен ждал речников на 555—556-м километрах от устья, где бушует Аплинский порог, где Ангара зажата крутыми скальными берегами, поросшими лесом. Ландшафт знаменитый, но чреват опасностями.

Нужно напряженно вглядываться в красные бакены и вехи (когда идешь против течения — они слева), в белые щиты (они отмечают кромку судового хода справа), нужно лавировать, чтобы перехитрить своенравную Ангару, нужно по зеркалу реки, по тому, где вода пенится и как бурлит водоворот (по-местному — улово), заметить опасность.

При входе в Аплинский порог нижнее улово должно остаться слева. Не позволить течению увлечь судно на камни! Капитан выруливал так, чтобы судовой ход совпадал с динамической осью потока; это совсем не легко, когда идешь против течения. А ближе к верхнему сливу порога безопасней держаться правого берега.

По тому, как облегченно вздохнул шкипер, как весело крикнул им что-то матрос с «Илимска», Погодаев понял — самое опасное позади.

Караван сделал остановку в Кодинской заимке, и Погодаев спрыгнул на берег. Под его ногами песок, которому суждено стать частицей плотины будущей Богучанской ГЭС.

Это место называют краем непуганых геологов. Где-то вдали бурили скважину, тарахтел станок.

Бурильщики отчаливали на правый берег, и Погодаев попросился к ним в компанию, благо время позволяло. Разговор в моторке вертелся вокруг осадочных и коренных пород. Слышалось: «долерит», «керны», «урез реки», «интрузия».

Крутолобые сопки на правом берегу выстланы у подножья буйным разнотравьем: клевер, желтые цветочки львиного зева с медвяным запахом, нежно-фиолетовые крупные ромашки.

Погодаев поднялся по каменистой, обрывистой, трещиноватой осыпи на вершину сопки. Вот где проходит невидимая ось створа! Почти на три километра вытянется гребень плотины.

«Кто знает, может, и мне придется поработать на этой стройке. Четвертая по счету гидростанция на Ангаре... Сколько раз еще моя жизнь будет начинаться с нулевого цикла?»

Куда бы ни забросила его судьба-непоседа, везде находились добрые люди и нигде ему не было тоскливо, скучно.

Я в скуку дальних мест не верю,И край, где нынче нет меня,Я ощущаю, как потерюИз жизни выбывшего дня.Я сердце по свету рассеятьГотов. Везде хочу поспеть.Нужны мне разомЮг и север,Восток и запад,Лес и степь...

До Кежмы караван прошел без особых происшествий, там остановились в ожидании «большой воды». Погодаев сошел на пристань, прочитал на причале надпись: «Кежма. 1665 год».

Он уже знал, что такое «большая вода». Навигация была бы невозможна без помощи Братской гидростанции. Энергетики и речники сговорились, что станция будет работать во время их рейса с предельной нагрузкой, увеличит сброс воды, поднимет ее уровень в нижнем течении.

Красноярское пароходство регулярно передавало радиобюллетени. Погодаев услышал на барже, что Братск все увеличивает свой взнос, пропускает через плотину 4200, 4230, 4240 кубометров воды в секунду.

В Кежме на борт поднялся лоцман, знаток верховьев Ангары. Знает, как, где и когда Ангара меняет свое русло. Например, на его памяти Ангара у острова Березового выбрала себе четвертое русло.

Погодаев много часов простоял рядом с лоцманом, но не всегда понимал, по каким известным тому приметам он определяет переменчивый фарватер.

Выше Кежмы Ангара считается несудоходной. Пороги и каменистые перекаты по всей ширине русла полны подводных камней.

Караван простоял в Кежме трое суток, и капитан-наставник вместе с лоцманом и шкипером баржи, не дождавшись «большой воды», двинулись ей навстречу.

«Илимск» продвигался с большим трудом.

— На мелководье судно плохо слушается руля, плохо держит курс, «рыщет» по воде, — объяснял капитан-наставник новому матросу. — Как говорят у нас на Енисее, у судна появляется «рыскливость».

Только бы не напороться на камни! Скалистое дно Ангары уже успело три раза царапнуть баржу, особенно опасно было в том месте, которое речники испокон веку называют Маланьина щель. Погодаев, опытный такелажник, мог представить себе, что было бы, если бы каменные зубья пропороли днище баржи и она села на мель, придавленная грузом в двести тонн!