Охотники за магией

Отдышавшись, мы снова повернулись носом к горе и продолжили подъем.

Постепенно начали выпирать из крутолобого склона скалы.

Мы обходили их то справа, то слева, стараясь держаться гребня отрога, не скатываясь на его борта.

Хоть Ряха и говорил, что выше будет легче, а всё равно было очень трудно. Но здесь чувствовалось, что мы поднимаемся, понемногу, но всё-таки ползём к вершине горы.

Солнце тоже не стояло на месте, переместилось уже за полдень.

Теперь зелени было куда меньше, чем камней.

На серо-сизых камнях цвели очаровательные цветы: белые, жёлтые, синие. Такие же яркие, как горное небо и полуденное солнце. Названий их я не знала.

Не удержалась, потянула к себе пышный кустик белых головок с жёлтыми сердцевинками. Оказалось, что головки были частью бурой сети не то корней, не то ползучих стеблей, покрывающей камень. Обычных стеблей у них не было.

Только цветы отделились от камня, они сморщились и завяли, превратившись в бесформенные комочки. И пахли они неприятно…

Я вздохнула и положила их обратно.

Это внизу, в долине, было лето, — в горах бушевала весна.

Цвели розовым и белым рододендроны, их тягучий запах подхватывал ветер и разносил повсюду. Солнце нагревало стволы сосенок и заросли можжевельника и в воздухе терпко пахло смолой.

В чём-то Ряха оказался прав: стало чуть-чуть легче идти, потому что теперь впереди был не просто однообразный, поросший деревьями склон, а нагромождения скал самой причудливой формы и было интересно добраться до какой-нибудь скалы, а потом до следующей, а потом ещё выше.

Здесь было положе, чем в начале подъема, а вот распадки по бокам, в которые мудрый Ряха не пошёл, теперь круто устремлялись вверх, выходя на гребень. Значительно круче, чем тот склон, который мы преодолели.

Незаметно для себя я как-то втянулась. А может быть, притерпелась.

В животе у меня урчало. И, видимо, не у меня одной.

— На ручей надо выходить, — сказал Ряха. — Чай варить.

Он прикинул что-то и сменил направление: теперь мы шли не вверх, а наискосок по склону.

Здесь были сплошные осыпи, каменные потоки, уходящие вниз. Идти надо было осторожно, осыпи были «живые»: из-под ног вылетали камни и приводили в движение поток.

И камни тут были совсем другие, слоистые, хрупкие, режущие сапог острыми краями. Они вылетали из-под подошвы как намыленные.

— Ты пойдёшь позади и выше, — объяснил Ряха. — Не обгоняй, зашибешь меня насмерть.

И попёр, только камни вниз полетели.

Я чуть подождала и понеслась за ним.

Хорошо, хвост помогал держать равновесие на этом наклонном зыбком ковре, так и норовящем поехать вниз вместе с тобой.

Как Ряха без хвоста умудрялся так хорошо идти, — не знаю. Но после меня осыпь гудела, как растревоженный улей, камни сыпались дождём, а он шёл чисто, сорвав не больше десятка камней.

Родник прятался в складках горы.

Ряха оторвался от меня и исчез за скалами, — и сразу стало страшно и одиноко. И ветер засвистел сильно, и склон показался круче, и вообще…

Я сразу стала чаще оступаться, чудом удерживаясь на ногах. Появился страх перед коварными камнями.

Но тут из-за скал показался дымок, светлый, жемчужный, почти прозрачный. И сразу всё поменялось, ну просто волшебно. Я снова была не одна и, забыв страхи, понеслась туда, где ждали вода и огонь.

Попади мы в это место выше или ниже — никакой воды бы нам не обломилось. Только здесь родник выходил на склон, а потом снова прятался в камнях.

Ряха нашел удобное место около крохотного водопадика, наломал чахлых, исхлёстанных ветром берёзок, развёл маленький костёр меж двух камней, поставил зазнобин чайник и теперь поддерживал огонь, подкладывая под дно чайника веточки по мере надобности.

— Как твои ноги? — спросила я, спускаясь к нему.

— Да так себе, — скривился Ряха. — Тут же всё боком идти приходится, похоже, опять мозоли будут, но в других местах.

— Мы хорошо поднимаемся?

— Нормально. Нам бы до ночи на гребень выйти, чтобы в темноте на камнях зубами не стучать.

— А если мы выйдем на гребень, тогда что? — удивилась я.

— С той стороны кусты должны быть, — объяснил Ряха.

Пожевав сухарики, в которые превратились постряпушки Ряхиной зазнобы и, запив их чаем, мы двинулись дальше.

У самого гребня пришлось помаяться, — скалы встали дыбом на пути, как крепостные стены, и отсекли путь наверх. Еле нашли щель, по которой проползли между ними, где змейкой, где паучком, а где и вовсе ни с какой живностью не сообразным способом. Ну разве что с пиявкой.

Но выбрались, встали на узком гребне.

И я с тоской увидела, что мы преодолели лишь первую ступеньку громадной лестницы.

Позади остался Шестой Угол Чрева Мира.

А впереди были горы. И они были куда выше и круче той, на которую мы с таким трудом поднялись…

* * *

С северной стороны склон оказался значительно положе. Он почти до вершины был покрыт стелющимся по земле мохнатолапым стланником. По склону мы быстро спустились в долину между двумя хребтами. Находилась она примерно на той же высоте, что и родник, у которого мы останавливались днём. Только что с другой стороны горы.

По дну долинки бежала горная речка, около которой мы и заночевали.

Ряха наломал пушистых веток стланника, сделал из них подобие подстилки и с тревогой спросил:

— Ты ночью сильно брыкаешься?

— А я знаю? — удивилась я. — Это Янтарного надо спрашивать.

Рядом с подстилкой Ряха соорудил ночной костер из смолистых корявых стволов и сказал:

— Так и быть, я с краю.

Это означало, что мне он уступает место около костра.

— Эх, как бы шкура сейчас пригодилась, — вздохнула я. — Помнишь, которую ты мне в Хвосте Коровы сосватал?

— Еще бы, — отозвался Ряха. — Мировая ведь была шкура, я плохого не посоветую. Где она?

— Дома осталась. Кто же знал…

Я забралась на ветки к Ряхе под могучий бок и отключилась, даже не успев додумать мысль о том, что на таком неровном и жестком ложе нипочём не усну.

Ночью было холодно, но всё-таки Ряха с одной стороны и костёр с другой здорово помогали.

Снов я не видела. И ноги ныли.

* * *

На следующий день был подъем на следующую гору. И спуск. И так до бесконечности день за днём.