Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
Володя включил плитку, поставил на стол две тарелки. Мама принесла борщ. Обед им варила Александра Яновна. Мама все приготовляла с вечера, а утром тетка варила в своей огромной печке, без которой она не представляла себе жизнь. Никаких керосинок, а тем более электроплиток, она и знать не хотела.
— Не торопись, — предупредила мама, — борщ — огневка.
А сама ела торопливо, по-ребячьи вытягивая губы, чтобы не обжечься, и все равно обжигалась.
ЛЮБОВЬ — ЭТО ЧТО?
Теперь
— Решение вынесено: еду я!
Сказав, она засмеялась, подошла к столу, на ходу сняла свою пушистую шапку и вдруг заплакала.
— И ничего тут с тобой не случится, — начала она убеждать сына, хотя он еще ни слова не успел сказать. — Александра Яновна тут за тобой присмотрит. Да ты и сам не маленький. И Ваоныч будет посматривать…
Она спрятала лицо в пушистый мех, стараясь незаметно смахнуть слезы. Но Володя все увидел.
— Конечно, — сказал он и ушел в спальню.
В самом деле, зачем его уговаривать, не маленький.
И вот начались сборы. Мама перестирала и перечинила Володино белье, сложила его отдельно, чтобы Володя сам мог взять все, что ему понадобится.
И он привык к мысли, что мама уедет, и ему это теперь не казалось таким уж непереносимым горем, как показалось вначале, когда он только что узнал об этом. Ничего особенного тут нет.
Как-то возвращаясь домой из школы, Володя говорил Венке Сороченко:
— Ты ко мне теперь заходи в любое время. Сам себе хозяин. Что захочу, то и буду делать.
Венка недоверчиво посмотрел на товарища:
— А дядька? Он тебя, знаешь, как прижмет!
— Говорю тебе: я — хозяин!
— Над всем домом?
— Над всем, — сказал Володя, но, вспомнив Елению, не так уж уверенно поправился: — Почти над всем. Ваоныча я уважаю.
— Это само собой, — согласился Венка. — А дядьке не поддавайся. В случае чего поддержим.
— Скажешь тоже! Да кто его боится-то?
Еще не уехала мама, а Володя уже чувствовал себя самостоятельным, солидным человеком. Он не торопился, как прежде, домой, шел не спеша. Они с Венкой прочитали все афиши, изучили все фотографии, все обсудили, не торопясь, основательно. Одна афиша привлекла их внимание. Красивая девушка в красном платье, название — «Возраст любви», внизу черной краской: «Дети до 16-ти лет не допуск.» Это уж обязательно, если про любовь, то ребятам нельзя.
— Наплевать, — равнодушно сказал Венка и отвернулся.
И Володя, тоже отвернувшись, согласился:
— Конечно.
— А про что, как думаешь?
— Известно, про любовь.
— А почему нам нельзя?
Володя нахмурился и осуждающе объяснил:
— Наверное, боятся, что мы сделаемся любовниками.
— Очень это нам надо!
Задумались. Смуглая красавица, глядя на них, загадочно улыбалась. Володя вздохнул:
— Когда вырастем, все равно сделаемся.
И Венка тоже вздохнул:
— Придется. Все делаются
когда-нибудь.— А как это?
— Потом узнаем.
— Стыдно, наверное.
— Конечно.
Расставшись с приятелем, Володя медленно брел по улице, размышляя о всех неудобствах, которые причиняет любовь и взрослым, и детям.
А вечером, покончив с уроками и укладывая книги в портфель, Володя посмотрел на маму. Сидя у противоположного конца стола, она что-то шила. Он спросил:
— Что это значит: любовник?
Мама подняла голову. Ее круглые глаза сделались еще круглее. Она хотела улыбнуться — Володя это заметил, — но сдержалась и строго спросила:
— Это еще откуда?
— Это из кино. «Возраст любви».
— Ты ходил в кино?
— До шестнадцати лет не пускают.
— Ну, вот будет тебе шестнадцать, все и узнаешь.
— А ты когда все узнала?
— Знаешь что? Давай-ка прекратим этот разговор.
— А ты была любовницей?
Положив на стол свое шитье, мама очень строго приказала:
— Марш в постель!
Но тут же улыбнулась, не очень весело, и, вздыхая, сказала:
— Завтра я уезжаю. Так уж ты прямо из школы домой. И будь умным.
Утром по дороге в школу Володя спросил у Васьки. Этот всегда все знает. Он сказал, что картину эту «Возраст любви» видел еще в прошлом году.
— Про любовь, одна муть.
— А что там?
— Ну, чего? Танцуют, целуются. Смотреть противно.
— Конечно, — согласился Володя, — все на них смотрят, а они…
— Я в это время всегда свистаю…
— Свищу.
— Все равно. Я свищу.
Рядом, приплясывая, бежала Тая. Помпон подрагивал на ее шапочке. Она презрительно сказала:
— Ничего вы оба не понимаете.
— Ты много понимаешь!
— Побольше твоего. Когда в деревне жили, какие есть картины, я все перевидала.
Васька свысока поглядел на нее и, желая показать, что не она, а он тут самый старший и опытный, сказал:
— То, что ты видела, я уж давно позабыл. А ну, отойди на пушечный выстрел, а то получишь.
Васька все время терял варежки, и ему приходилось прятать в рукава свои красные от мороза руки. И портфель поэтому носил в обнимку, прижимая его к груди. Для того чтобы выполнить свою угрозу, ему пришлось бы вытаскивать руки на мороз и потом снова согревать их. Поэтому Тая не очень-то испугалась.
— Подумаешь, воображуля!
И пошла вперед, потряхивая помпоном.
Вот тут-то Володя и узнал все, что его интересовало: и что такое любовники, и что они делают. Уж Васька, будьте спокойны, все выложил, ничего не утаил. Наговорил столько, что Володя понял, почему взрослые держат в тайне все, что относится к любви.
Если только Васька, по своему обыкновению, не привирает, то теперь понятно, почему, говоря о любви, даже девчонки понижают голос и хихикают, будто их щекотят.
Неужели и они все это знают? А Мария Николаевна? Она тоже все знает? И мама?