Океан Бурь. Книга вторая
Шрифт:
Снежков сразу это заметил.
— Если хочешь быть художником, то все должен подмечать, — сказал он. — Все видеть, все слышать. Художники — внимательные, умелые люди. Глазастые, рукастые…
— Ага! — подхватил Володя. — Ушастые, носастые… — Ему тоже сделалось легко и весело, и он пояснил: — Все запахи чуют…
— Как собаки…
— Нет. Как следопыты.
— Правильно, как следопыты.
— Ну, следопыты, — перебила мама этот веселый разговор. — Чай будем пить или как?
Она сидела на зеленой кочке веселая и такая красивая, какой Володя никогда ее не видел. «Это оттого, что у нас появился Снежков, — подумал он. — От меня-то ей
МЕДВЕЖЬЯ ШКУРА
В город приехали уже затемно. Снежков очень давно не бывал в Нашем городе, но он как-то очень скоро разыскал лодочную станцию, в два счета договорился со сторожем — инвалидом войны. Оказалось даже, что хотя они воевали на разных фронтах, но лечились в одном госпитале, как раз в том самом, где любимая сестра Валя начала свой военный путь.
Сторож помог снять мотор, убрал в кладовую и, прощаясь, заверил:
— Все будет в полном порядке, товарищ старший лейтенант!
Как он догадался, что Снежков — старший лейтенант? Совсем непонятно. Сам-то Володя еще не успел этого выяснить. Старший лейтенант!
Они шли по темным пустынным улицам спящего города и никого не боялись, ведь с ними был Снежков — старший лейтенант. У него за плечами тяжелый рюкзак и в руках чемодан. Володя несет скатанную в тугой валик медвежью шкуру и этюдник Снежкова. Все это связано ремнем для того, чтобы удобнее нести, перекинув через плечо. Маме ничего не позволили нести. Она идет налегке и посмеивается.
— Вы меня так избалуете, что я и ходить разучусь…
— И не надо, — говорит Снежков. — Мы скоро машину купим, моя очередь подходит.
Володя уже не удивляется — он просто начал привыкать к своему счастью и к могуществу Снежкова. Кроме того, он валится с ног от усталости и держится из последних сил.
К дому подошли за полночь. Только стукнули, как за дверью кто-то зашебаршился и послышался заспанный Тайкин голос:
— Кто это?
Мама ответила. Застучал засов, зазвенел крючок — дверь распахнулась. На крыльцо выскочила Тая в коротенькой рубашонке, голоногая, зачирикала, как воробей, но, увидев Снежкова, застыдилась. В сенях она остановила Володю:
— Разыскал!.. Ох, Володичка, ты прямо у нас гений…
Она и еще что-то нашептывала, но Володе было уже невмоготу. Он не помнит, как до постели добрался. Уснул мгновенно, даже не посмотрел на добрую вечкановскую звезду, как всегда, сиявшую в стеклянном фонаре над его постелью.
Впервые за всю жизнь не увидал Володя звезду, не помянул деда.
А когда проснулся, то увидел голубое небо над головой и облачко, похожее на слоненка, а в окна заглядывало, весеннее утро. Все такое привычное, всегдашнее, что. Володя даже испугался, подумав, будто ничего и не было на самом деле, а все ему только приснилось. Земля Снежкова, Катя Карасик, медведь, путешествие на плоту с красивым человеком Конниковым, голубая моторная лодочка — все это слишком хорошо, чтобы существовать на самом деле. Такое может только присниться.
Задохнувшись от обиды, он закрыл глаза и всхлипнул в полном отчаянии.
— А я знаю, что ты не спишь!.. — услышал он знакомый голос.
Тайка! Что ей здесь надо?
Володя открыл глаза и поднялся. На разостланной по всему полу медвежьей шкуре сидела Тая в своем самом нарядном желтом платье. Нет, не сон! Не сон — это на самом деле так… Ура! У
них есть Снежков!..— Где он? — спросил Володя.
Поглаживая упругий густой мех, Тая сообщила:
— В бывшей Ваонычевой комнате. И твоя мама с ним.
Только сейчас он увидел пустую мамину постель. Пустую.
— Ну и что же, — рассудительно продолжала Тая, — теперь они — муж и жена. Ты же сам этого все время добивался.
Да, это правда — он сам все сделал. А Тая продолжала говорить правильные слова, которые, однако, нисколько его не утешали.
— А ты что тут расселась? — проворчал он.
— Смешные эти мальчишки, — проговорила Тая, продолжая поглаживать упругие завитки шерсти. — Сами всего навыдумывают, и сами ничего не понимают. — Она поднялась и начала расхаживать по шкуре, как-то особенно вывертывая ноги.
Володе припомнился вчерашний разговор с мамой на кордоне. Она говорила о любви и смеялась так, как она смеется всегда, если ей хорошо и на душе спокойно.
А Тайка продолжала расхаживать на вывернутых ногах.
— Ты на цаплю похожа, — сказал Володя. — Уматывай отсюда, мне одеваться надо.
— Ничего ты не понимаешь. — Она остановилась против него, прошептала: — А у меня, знаешь, какая радость?
— У всех радость, — вздохнул Володя.
— Нет, правда. А ты почему не спросишь, какая у меня радость?
Девчонки — чего-нибудь ей купили, платье например, вот и вся большая радость.
— Глупость какая-нибудь…
— А вот и нет. А вот и нет… — Она затрясла своими косичками и, гордо вскинув голову, сообщила: — Меня приняли в балетное училище. В хо-ре-огра-фиче-окое, — пропела она и закружилась, раздувая подол желтого платья.
Потом она присела рядом с Володей и рассказала, как просто и хорошо все получилось. Пришли из училища две тетки.
— …Совсем, ну, понимаешь, совсем нисколько на балерин не похожие, а Милка Инаева, у которой мама актриса, сказала, что они бывшие балерины, а сейчас они преподаватели, учительницы. Пришли в школу для того, чтобы отобрать для хореографического училища самых-самых способных девочек. И я одна прошла. Ты только подумай, из всей школы — одна я!!
— Во что прошла?
— Ну как тебе объяснить? Ни во что я не проходила. А просто я им понравилась. Для балета я подходящая. И ноги, и руки, и шея. Ну все, все…
— Хм, — Володя усмехнулся. — Ноги у тебя как палки.
— Сколько хочешь смейся. У меня такая радость, что все равно не обижусь. А ты от ревности злишься. У тебя ревность, да?
— Какая еще ревность? — Володя вспыхнул и отвернулся.
Тая придвинулась к нему и, заглядывая в лицо, торопливо заговорила:
— Это когда двое одну любят. Ну, вот ты и Снежков — оба любите маму. И у тебя ревность к нему. А этого не надо. Они теперь муж и жена.
— Так уж сразу…
— А ты что думал? — спросила Тая таким тоном, каким только взрослые говорят с маленькими. — Ты думал, что он тебе будет как отец, а маме твоей — никто?
Володя ничего не ответил, потому что так именно он и думал, а Тая продолжала все тем же «взрослым» тоном:
— А у них любовь еще с войны. Ты видел, как он нарисовал ее? «Любимая сестра Валя». Вот видишь — любимая. — Тая поднялась и пошла к двери. — Хороший он человек.
— Откуда ты знаешь?
— А мы уж познакомились. Шкуру эту вместе с ним расстилали. Ты спишь, а он говорит: «Проснется Володя и сразу на медведя встанет. От этого, — он говорит, — сразу сила прибавляется». Очень хороший человек.