Океан для троих

И уж попытку сбежать вместе с Рогом кракен точно не допустит.

Дороти махнула, привлекая внимание Морено, и указала тому на “Холодное сердце”.

Если Доран решил соблюдать нейтралитет – пусть его. Вместо восьми призраков они будут сражаться с семью – потому что Морено не бросит “Каракатицу” и свою команду на “Свободе”, а у Дороти не хватит совести оставить беззащитную перед мертвецами команду Филлипса. Вернее, уже свою команду.

Дороти оттолкнулась и прыгнула без разбега, уцепилась за ванты, удержала равновесие и спустилась вниз.

Борт корабля Дорана и впрямь оказался ледяным на ощупь, словно дерево промерзло до сердцевины: Дороти случайно коснулась латунной петли и с трудом оторвала от нее мигом прилипшую руку.

Холодный прием от “Холодного сердца”.

Дороти миновала мачты, обошла сваленный на палубе мусор, кучу бурых, мерзко шевелящихся водорослей, и остановилась, прикрытая от призраков палубной надстройкой, так, чтобы Морено видел ее.

Черный Пес выждал, пока очередной призрак выкрикнет свои обвинения, и равнодушно пожал плечами:

– Раз этому парню дудка не нужна, пусть она ему и достанется, – и пока все осмысливали услышанное, легко оттолкнулся от носовой фигуры и, перед тем как рухнуть в воду, с силой запустил реликвию прямо в сторону Дороти.

Кракен сразу отлепился от днища “Каракатицы”, сильно ее качнув, и скользнул к “Холодному сердцу” следом за Рогом.

Дороти, ожидавшая нечто подобное, ухватилась за ледяной канат и перегнулась вниз, через борт, в попытке поймать бешено крутящийся в воздухе Рог, но ее опередили – черная рука, возникшая прямо из заиндевевших досок, сомкнулась в стальной хватке, поймав Рог за основание.

А после, как в дурном кошмарном сне, из корабля, словно из мягкой болотной грязи, медленно вышел Доран Кейси.

За ним, как и за капитаном бригантины, тоже тянулись нити – только не туманными языками, а тонкими, блестящими от мороза паутинками – тысячи, сотни тысяч нитей, неразрывно связывающих капитана и его мертвый корабль.

– Мой, – тяжело уронил Доран и прошел мимо Дороти, словно той и не было на борту.

Выраставшая из досок палубы паутинная сеть ласково льнула к его стопам и неохотно обрывалась, когда он переставлял ноги.

Старый друг все-таки явился, но совсем не так, как воображала себе Дороти.

И чем дольше Дороти смотрела, тем меньше в ней оставалось уверенности в том, что они с Морено поставили на правильную лошадь. Похоже, их фаворит перед скачками сломал все ноги.

Но почему? Когда Доран швырял в Черного Пса столом, он выглядел почти живым, а сейчас стал тенью тени! Меньше тени!

Здесь, на открытой всем ветрам палубе, в последних багровых лучах заходящего солнца, стало понятно – друг детства от остальных мертвецов мало чем отличается.

Смерть оставила на Доране Кейси свой отпечаток. Может, померещилось, и он всегда был таким – и в их первую встречу тоже, а как следует разглядеть его помешала полутьма каюты? Но Морено же общался с ним! И даже пил, и уж точно не описывал его так.

Может, дело в том, что Филлипс тащил за собой призраков уже давно: они следовали за Рогом и не успевали добывать для себя то, что их питало? Не успевали пить души и слабели?

Сейчас Доран на живого не походил, даже в темноте не спутаешь.

С мокрых волос, свисающих на белое до голубизны лицо, бесконечной чередой капала вода. Щеки ввалились, а под мутными глазами расплылись черные тени. Живая рука – синяя, с четко проступающими сухожилиями – крепко сжимала эфес тяжелого абордажного палаша, такого громадного, что из всей команды поднять его смог бы только Саммерс, да и то с натугой.

Пальцы второй руки – черные, словно побывавшие в пекле, были крепко сжаты и удерживали Рог.

Доран, пошатываясь, тяжело прошел к носу корабля, встал там, широко расставив ноги, а потом поднял Рог вверх, словно доказательство своего права, и повторил:

– Мой!

– Везуууучий смертник, – прошептал кто-то из призрачных кораблей.

Одноглазый разочарованно повернулся спиной, кошачий скелет визгливо мявкнул и спрыгнул с его плеча, а безголовый капитан “Лилии” лениво махнул в сторону “Каракатицы”.

– Условие соблюдено. Смертный и его корабль уходят. Остальные – твои, Призрак, – капитан “Лилии” указал пальцем на “Свободу”. – Возьми свое. Поторопись… Хозяин ждет, мы давно не кормили его, он будет разгневан.

Доран сжал Рог еще крепче и таким же мутным взглядом смерил сначала “Каракатицу”, потом “Свободу”. Не узнавая кораблей. Словно сомнамбула. Потом посмотрел на Рог в своей черной руке и медленно начал поднимать его к губам.

Дороти поняла, что настал тот самый миг, когда его купленная за чужую душу сила будет решать все, шагнула вперед, перехватывая черное запястье. По собственной руке точно рубанули топором – удерживать мертвеца оказалось не только тяжело, но и больно.

На плечи как гранитную плиту положили, а легкие обожгло огнем. Дышать, жить, наверх!

Дороти поняла, что чувствует сейчас: смерть – ту самую, которая пришла к ее Дорану посреди Гряды Сирен. Пришла, но так и не смогла забрать его с собой.

Дороти умирала, задыхалась, океан давил ей на плечи, последний воздух жег гортань, но она не отпустила руки Дорана.

И следом пришел голод. Чудовищный, грызущий изнутри, которым с ней щедро поделились. Он скрутил внутренности, заставляя сглатывать сухим горлом. Он подсвечивал живых, которые суетились на “Каракатице” и “Свободе”, словно помечая список блюд к обеду.

Доран был адски голоден, и, к несчастью, только одна пища могла его насытить. А значит, составляя свой план, Дороти все рассчитала верно, только вот сейчас от нее почти ничего не зависело!

Дороти вынырнула из чужих ощущений – виски ломило, колени тряслись, но хватки она не разжала, и ее снова с головой окунуло в чужую смерть.

Доран, словно не замечая, что его удерживают, продолжал тянуть Рог Хозяина Океана к синим губам.

– Доран! – позвала Дороти, чувствуя, что вся ее сила не может противиться мощи смерти. – Нет! Очнись! Вспомни! Вспомни меня…

Доран вздрогнул, просыпаясь, сморгнул пелену перед глазами и уставился на Дороти изумленно, словно та сама была фамильным привидением. Тонкие нити, тянущиеся от плеч Дорана к кораблю, тревожно затряслись, обрастая иглами льда. Из палубных досок живо взметнулись новые паутинки, захватывая лодыжки, оплетая. Не пуская.