Окопники

— Прыгайте вы! — крикнул Калин и оглянулся. Он знал: инструктор не имеет права покинуть самолет первым. Но очень хотел, чтобы она сделала это первой. — Прыгайте!

Оба понимали: для спора нет времени, и тем не менее оба упрямствовали.

— Прыгай! Приказываю!

— У вас ребенок. Прыгайте!

Она вздрогнула и вся сжалась, как от удара в сердце. На глаза легла темная полоса, а может быть, то почернели на ресницах слезы. Слезы матери.

Калии был уверен — она сейчас покинет самолет. И время. Есть еще высота.

«Ну… Ну!» — весь колотился Калин в напряжении. Он не мог первым. — «Ну! Будь же ты женщиной».

Прошла еще секунда, а она и не шелохнулась, словно окаменела от болей, от каких-то своих, быстро бегущих мыслей о ребенке. Может быть. Но она думала и о другом — о своем долге, о правах и обязанностях командира экипажа.

— Прыгай! — И выругалась тяжело, по — мужски. Такого еще не слыхали от нее. Калин дернул за красный шарик аварийного сброса фонаря и мгновенно вывалился за борт.

Первое, что он увидел, раскрыв парашют, был ЯК, махнувший ему крыльями в стороне и много ниже. Над головой, тоже чуть в стороне покачивался второй купол парашюта, а под ним — она, инструктор Борщева, в одном кирзовом сапоге. Другой сапог слетел с ноги в момент динамического удара и теперь догонял Калина.

Приземлились они почти одновременно недалеко от воронки, над которой мягко покачивался громадный столб пыли с прожилками дыма внутри.

— Земля сухая, а залез глубоко, — крикнул Калин, первым подбежав к воронке.

Борщева ответила не сразу. Собрала парашют, уложила в сумку и лишь тогда сказала, потирая всей ладонью обожженную стропом шею:

— А чего бы ему и не залезть глубоко? Вес, плюс скорость. А вот куда ты лез, Калин? — она хлопнула курсанта по плечу как-то и грубо и ласково. — За то, что напомнил мне о Борщенке, — спасибо. За мат — извини. А за попытку не выполнить приказание — отстраняю от полетов! Понял, турок?

— Понял, товарищ лейтенант!

— Теперь собери свой парашют. Вон уже санитария едет за нами. Тебе есть что бинтовать?

— Аллах миловал, товарищ лейтенант!

Засмеялась и Борщева:

— Ну и меня он миловал…

На следующий день Фаечка, новая медицинская сестра, привезя Полине на старт Боргценка, чтобы покормить, спросила ее:

— Неу жели ты даже не испугалась, падая?

— Испугалась.

— Неправда! — с завистью посмотрела ей в глаза Фаечка. — Если бы испугалась, у тебя бы пропало молоко…

ЦЕНА ОШИБКИ

Весной сорок третьего с подмосковных аэродромов, где тогда формировался на «Яковлевых» авиакорпус генерала Савицкого, в район Краснодара с посадкой на дозаправку в Ростове, перебрасывались группы летчиков — исгре- бителей.

Группа капитана Егорова получила приказ па перебазирование ближе к полудню 17 апреля, когда вернулась на свою «точку» в Россошн после выполнения задания на сопровождение штурмовиков.

На заправочной стоянке первым встретил Егорова бравый интендант с термосом в одной руке, алюминиевой кружкой в другой и со своими заботами.

— Капитан! Какао…

— Потом, — отмахнулся Егоров, — Бензину, патронов, — и быстро прошел к старшему сержанту Горычеву, увидев того возле самолета с болезненно сморщенным лицом.

— Что слу чилось, Олег?

Горычев молча выставил на обозрение багрово — си- иий без ногтя мизинец левой руки.

Оказывается, его ведомый, самый молодой в группе летчик, девятнадцатнлетний, прибывший недавно на пополнение прямо со школьного'аэродрома, в этом своем первом вылете сам себя поранил. Перед взлетом по тревоге он, захлопывая фонарь кабины, по неосторожности — то ли от волнения, то ли на радостях — прищемил кончик мизинца.

Узнав об этом Егоров хохотнул.

— И ты, Олег, скис от такой раны? Тоже мне ас…

— Да не от раны! — обиженно взъерошился он. — Медики узнают, товарищ капитан, могут запросто отстранить от вылетов.

— Могут, — кивнул Егоров. — Они такие. Могут. А ты им не показывайся. Подержи палец в бензине и будет порядок, — посоветовал, отводя взгляд в сторону.

К ним' подчодили остальные летчики группы. Трое: Добытнев, Богатырев, Грабельников с такими же как у Го- рычева лычками на погонах. И четвертый Единхаров — с лейтенантскими звездочками. Все поджарые, в шерстяных цвета хаки гимнастерках, закинутыми за спину планшетами,

сдвинутыми набекрень шлемофонами. Старший сержант Богатырев на ходу негромко в чем-то убеждал Единхарова, с кем он летал в паре ведомым. Нетрудно было догадаться — оправдывался.

Уже когда они шестеркой возвращались на свою «точку», Богатырев увидел на восточном курсе в стороне и ниже немецкий разведчик «раму» и самовольно за ней погнался. Но, поскольку горючее было у него, как и у всех в группе на исходе, Богатырев преследовал разведчика недолго. Обстрелял сзади изо всех точек бортового оружия и вернулся в строй ни с чем. Теперь же зная, командир ему такой инициативы не простит, Богатырев на подходе к нему ссутулился и поотстал, вроде как спрягался за спины товарищей.

— Нет, ты выходи вперед, герой, — всем на удивление спокойно, не повышая голоса, позвал капитан Богатырева. — Давай, давай выходи, не прячься, — и весело поманил пальцем.

Вокруг все было голубым и зеленым, как бывает только в погожие дни апреля. И Егорову, еще молодому тоже, двадцатишестилетнему, не хотелось в такой светлый день омрачать душу ни себе, ни подчиненным, даже нарочитой суровостью.

Расправляя под ремнем гимнастерку Богатырев выдвинулся вперед.

— Что же это ты, герой — одиночка, — с усмешкой продолжал Егоров. — Сидел на хвосте у «рамы» и отпустил подмываться?

Почувствовав слабину, Богатырев вмиг преобразился, расправил плечи и ответил тоже с улыбкой, даже нагловато.

— Виноват, командир! Исправлюсь. — После, стуча кулаком в грудь, начал запальчиво оправдываться. — Боекомплект кончился, командир. Будь у меня еще патроны. Хоть один… Да я бы… То я бы ее, лярву…

— Оружейнички — и! — откидывая с поворотом назад голову, позвал Егоров. — Старшему сержанту Богатыреву заряжать на один патрон больше, — и меняясь в лице, сказал строго и властно. — Выговор вам, старший сержант! Бросили одного своего товарища, своего ведущег о…

В это время в центре зеленого поля отчетливо проявился камуфлированный штабной «виллис». Он на большой скорости катился в их сторону и резко затормозил возле

капитана Егорова. За рулем сидел сам начшгаба, полковник. Он торопился поспеть еще куда-то. Поэтому, не отрывая рук от баранки, обращаясь к Егорову, сказал живо, с настроением.

— Получен приказ, капитан. Вашу группу срочно откомандировать на юг, в район Краснодара. Поведет лидер. Готовьтесь, орлы. Вас уже ждут на Кубани.