Он (мой) Порок
Шрифт:
— Вор! — обвинительно бросаю ему в спину. — Обманщик и вор!
— Сокол твой не лучше, — отбивает Ян, обернувшись. — Донжуан, который пошёл на всё это ради денег! Или ты думаешь, что он тебя любит?
— Да! Любит! — выкрикиваю, задыхаясь от сомнения, которое уже пробралось в самое сердце.
— Мне жаль тебя, мышка, — он ухмыляется и выходит за дверь.
А я оседаю на пол, вперив невидящий взгляд в изувеченную мебель.
Не знаю, сколько проходит времени, когда в кабинет вбегает Игнат. Вид у него испуганный.
— Нам пора уходить, — хватает меня за руку, вынуждая подняться, и тянет в коридор.
Я вырываюсь, потому что им, и правда, пора уходить. Но не мне…
— Идите,
— Какого чёрта, Лиз?! — рявкнув, перебивает меня парень. — Я же просил тебя… Чёрт!
— Уходите! — кричу на него срывающимся голосом.
— Нет! — обрывает меня Игнат и снова хватает за руку. — Нет времени, Лиз… Нам всем надо уходить! Всем! Дом горит!
Прежде чем до меня доходит смысл сказанного, в нос забирается резкий запах гари. А потом глаза застилает пеленой дыма.
— Боже… — выдыхаю я, зажав рот рукой. Из груди рвётся отчаянный вопль.
— Ты вызвала полицию, и Али устроил поджог, — обрушивает на меня информацию Игнат, но она не укладывается в голове. — Али решил, что спалит чёртов дом вместе с документами, которые не смог найти Ян.
Слова проникают в сознание, словно через толщу воды, вызывая лишь отрицание.
Дом горит! Вот, о чём я могу думать. Чужой дом. Дом Виктора Ивановича.
Игнат уже не пытается тянуть меня за собой, а подхватывает на руки и бежит вниз по лестнице. Первый этаж весь в огне. Дым попадает в лёгкие, и я начинаю задыхаться. Из глаз текут слёзы, заставляя зажмуриться. Игнат с надрывом кашляет, но продолжает нести меня к спасительному выходу. Языки пламени больно облизывают наши тела, страх сковывает и лишает возможности двигаться. Думать! Но паника порабощает, потому что я чувствую, как Игнат мечется по горящему дому в попытке выбраться, и у него не получается… Мы задыхаемся… Сознание почти отключается. Я тону в каком-то небытие…
Очухиваюсь от резкого удара о землю. Свежий воздух царапает горло, вливаясь в лёгкие, и я сотрясаюсь кашлем. Лёжа на земле, распахиваю глаза и вижу, что Игнат стоит на четвереньках и так же надрывно кашляет. Перевожу затуманенный взгляд на горящий дом. Пламя распространяется так стремительно, словно дом облили бензином.
— Лиз… — Игнат трясёт меня за плечо. — Лиз!
Его голос проникает в уши, но не несёт никакого смысла. Я в каком-то неподвижном ступоре. В неверии смотрю на дом, а в сознании больно бьётся лишь одна мысль — это всё моя вина! Ведь это я впустила их в дом! Я! Я буду за это отвечать! Перед Виктором Ивановичем, который был так добр, а в итоге пригрел змею на груди. И перед собственной совестью.
— Лиз…
Игнат хватает меня за плечи и поднимает с земли. Тянет подальше от огня. За нашими спинами что-то взрывается. Не сразу понимаю, что это праздничный салют. В честь Дня города! А вот то, что пожарная машина приедет лишь к пепелищу, я понимаю… Наверняка пробки не дадут им успеть.
— Лиз, ты в порядке? — Игнат всё ещё пытается до меня докричаться.
Я без сил оседаю на землю. Не могу даже пройти через калитку и выбраться на улицу. Всё вокруг становится каким-то ничтожным и не имеющим значение. Телом правит опустошение…
Из ниоткуда появляется Ренат и начинает бросать в меня обвинения, словно камни. Игнат оттесняет его в сторону. Ренат что-то кричит, но слов разобрать не могу. Единственное, что слышу отчётливо — Вика!
А потом Ренат указывает на догорающий дом…
Глава 27
Наши дни
Лиза
Я помнила всё, несмотря на то, что картина, развернувшаяся перед глазами, была смазанной, и всё происходило
словно не со мной.Помнила, как Игнат рвался в дом, чтобы спасти свою сестру. Но дом уже был полностью поглощён пламенем. Спастись в нём было невозможно.
Вика погибла там, и у меня не укладывалось в голове, как всё могло зайти так далеко.
Я помнила, как Ренат держал Игната, не пуская на верную гибель. Помнила, как он, отчаянно вырывался, боролся с другом, чтобы тот его отпустил.
И как во всём этом хаосе появился Соболев. Он пытался увести друзей к машине. Пытался вразумить их, потому что до прибытия полиции оставались считанные секунды, но всё было напрасно. Игнат никого не слышал и не видел. На меня он тоже не смотрел, поглощённый собственной болью и невосполнимой утратой. Вероятно, жалел, что спас меня… Потому что должен был спасти Вику! Я помнила его агонию, и как сжималась моё сердце, чувствуя его боль.
Я так и сидела на земле, обняв руками колени, и даже не пыталась остановить поток слёз.
А ещё я помнила, как вновь и вновь небо окрашивалось праздничным салютом, и как воздух сотрясался от его залпов. Праздник у всего города венчался крушением моего мира. Я знала, что ничего уже не будет, как прежде…
Приехала полиция. Потом пожарные. Всех, включая меня, забрали в участок, но я радовалась этому факту, потому что мне не хотелось встречаться с Виктором Ивановичем. Я была готова признаться в содеянном и получить по заслугам, но этого не случилось. Меня не допрашивали, а спустя час отпустили, оставив в полнейшем неведении. Виктор Иванович забрал меня, привёз в какой-то отель и оставил одну, а я даже в глаза ему посмотреть не смогла.
В тот момент я не знала, что именно произошло, и почему Вика осталась в горящем доме. Где был Ян, и что будет дальше… С Игнатом. И со всеми остальными. Подробности я узнала позже, и чувство вины выросло до неподъёмного размера. Оно сдавливало грудь, лишая кислорода. Вынуждало прятаться от всего мира и от самой себя. Но от мыслей избавиться не так-то просто. Они преследовали меня, и в них был только Игнат. Он меня ненавидел. Ведь его сестра и друг погибли по моей вине!
Да, это Ренат зажёг спичку, но пожар устроила именно я. Тем, что вызвала полицию, подведя Али к краю.
Сумку с деньгами, которую должен был унести Ян, парень бросил во дворе, как только узнал, что Вика в доме, и пошел её искать. Он так и не вернулся. Вынесенные из дома деньги стали неопровержимым доказательством того, что дом обчистили, а потом ещё и сожгли. Мой звонок в полицию подтверждал факт взлома и кражи. Всех троих посадили в СИЗО, а я уехала. Трусливо пряталась три года, прекрасно понимая свою вину. В том числе и перед Виктором Ивановичем.
Ему я оставило письмо, что больше никогда не вернусь. Он хоть и возместил ущерб благодаря страховке, но наверняка меня ненавидел. Я сама себя ненавидела. И все три года старалась научиться хоть чуточку утихомирить эту ненависть. Мне удалось. Почти. Ведь если не бередить раны, то боль отступает. Но Игнат нашёл меня, ворвался в моё жалкое существование и не просто разбередил раны, он вскрыл тщательно наложенные швы, заставив их вновь кровоточить…
Игнат больше не целует и не смотрит на меня. Медленно отстраняется и, ссутулившись, садится на самый край дивана. Я всё ещё лежу на спине, на моём животе его сперма, а мои ноги бесстыже разведены в стороны. Сжимаю бёдра, скрещиваю руки на груди. Не могу отдышаться, жадно заглатывая воздух. Хочу протянуть руку, сжать плечо парня, но не решаюсь. Мы оба молчим, а атмосфера между нами пропитана упрёками и нерешёнными проблемами. Секс ничего не меняет. Никогда! Он может быть временным перемирием, но никогда не приведёт к истине. Потому что истина рождается в споре.