Он, она и три кота
Шрифт:
— Саша, женщина как река… Прости за пошлость, но в одну и ту же два раза не войдешь.
Он не опустил глаз: явно не думал, что я знаю слишком много про их разрыв.
— Я люблю Оливию.
Ох, а я люблю ваши признания, мальчики…
— А что для тебя любовь? — спросила в лоб, и вот тут Сашенька отвел невинный взгляд.
Якобы заметил кота, а Соломон даже не обратил внимания на так называемого хозяина. Но точно признал, потому что направился сразу в лоток, чтобы выказать все, что о нем думает. Но я уже ничего такого не думала: тут с моей дочерью нашла коса на камень… И кто из них коса, а кто камень, я не решусь судить.
— Не знаю. Но мне без Оливии
Я тяжело выдохнула, потому что вдыхать испорченный Соломоном воздух не хотелось.
— Может, тебе просто одному плохо? Это нормально. Но это не любовь. Привычка. Но в твоем возрасте — дурная. Надо не топтаться на месте, а идти вперед. К светлому будущему, и мне, прости, не кажется, что твой свет в конце тоннеля — это моя Оливка. Извини.
Это я просила разрешения отойти к кошачьему лотку, а не за слова. Я сказала то, что думаю. То, что должна была сказать. Супрядкин прав, что мы не должны лезть в отношения Оливки с мужчинами. Да, я не буду лезть. С мужчинами. Немужчина у нас тут пока только один — Савка, и вот тут я прихвачу его за жабры. Ему шантажировать меня больше нечем. Нет, ну если ему хочется получить от Лешки в морду, то он может наведаться к нему в офис. Желательно до обеда, когда Супрядкин голодный и злой. Впрочем, злой он всегда… Последнее время.
— Саша, выключи конфорку под сковородкой, — Руки у меня пока еще грязные, а ему вряд ли хочется есть угольки. И потом: — Саша, открой дверь!
Если это Оливия, то просто замечательно: пусть эти двое сами и разбираются друг с другом. Без мамы. Не маленькие. Выросли. Из советов взрослых. Хотя никогда их и не слушали особо. Даже в детстве. Такое поколение всезнаек выросло.
10.6 "Ху из ху…"
Сашка не успел меня позвать, и я так и не узнала, вспомнил бедолага мое настоящее отчество или забыл навсегда — мне просто стало не до того. Что-то неведомое потянуло меня в коридор с мокрыми руками — и необъяснимое стало ясным, как божий день. До вечера далеко. Значит, молодые люди нынче отлично прогуливают работу. За порогом моей квартиры стоял тот, кому вход сюда был заказан.
— Здравствуйте, что вы хотели? — решила я наконец сыграть немую и не-мою сцену про курьера, который ошибся адресом. — Я ничего, кажется, не заказывала…
По Савкиным глазам невозможно было ничего прочитать, но я действительно была не в состоянии сейчас испытывать какие-либо радостные чувства от сознания того, что кому-то сейчас хуже, чем мне. Я не злорадствовала — ни на йоту. И плевать хотела, что он подумал про того, кто открыл ему дверь чужой ему сейчас квартиры. И я совершенно не хотела тут петушиного боя, который мог разыграться, открой я все карты и скажи, ху из ху… Да просто хотелось послать его — а вместе с ним и Сашу — на эти самые три буквы. Чтобы проваливали и оставили меня в покое. Пусть разбираются с Оливией сами — мне ее кота достаточно. И папочки! Я со своими-то родителями на этой недели даже минуты не разговаривала. Все боялась сорваться и сболтнуть лишнее: то, от чего мы так трепетно оберегали их все эти годы.
— Не может быть…
Савка сунулся в телефон: явно что-то набирал. Мог бы не особо шифроваться, потому что Саша при первой же возможности слинял на кухню: там пахнет колбасой, а тут, в прихожей, керосином. Оставив Савку на лестничной площадке, я направилась взять телефон.
— Что-то случилось? — осведомился Саша без особого энтузиазма в голосе, не горя желанием помочь мне разобраться с проблемой.
— Нет, пустяки…
Сейчас Савка действительно стал пустяком — пустышкой, пшик и весь вышел. Со всеми своими угрозами:
осталось дело за малым: спустить этого малого вниз по лестнице без особого шума: тише, чем мусор в мусоропровод.В коридоре я поймала сообщение, уже набившее мне оскомину «Нам надо поговорить». Ответила ему текстом, смотря уже в глаза: «У меня гость».
— Нет, видите, у меня этого заказа нет, — говорила я громко не для Саши, а чтобы Савка не делал вид, что он глухой. — Вы со старым, молодой человек, перепутали, по всей видимости. Мне очень жаль, что вам придется ехать по другому адресу.
Ну, неужели не дойдет, по какому адресу ему сейчас следует пойти?
— Какие у вас коты замечательные, — выдал он, и я увидела, как Люций просочился к старому знакомцу у меня между ног.
А я не думала, что он скучал по Савке. И Савка по нему — присел на корточки и принялся гладить, а тот его лапой: мол, заходи. Предатель белобрысый! Сейчас тебя в подарочный пакет запакую и гуляй, душа!
— Саша! — позвала я защитника моего здравого смысла, но молодежь некоторая тяжела на подъем. Пока он решал, пойти или не пойти, я брякнула со злости: — Ты не хочешь Соломона забрать? Он с моими котами не дружит. А вам, молодой человек, — опустила я голову к ногам, у которых сидели эти двое, — если кот понравился, я готова уступить его за шоколадку.
Савка резко выпрямился. Так резко, что не успел сообразить, что сказать.
— Я не думаю, что Оливия согласится… — услышала я наконец за спиной голос Саши.
— Не согласится, заберет. Она адрес знает. Забирай, забирай кота. Барсик счастлив будет. Ему собаку Алексей Михайлович привезет для компании — будет ее воспитывать…
Я не оборачивалась к коридору: смотрела Савке в лицо: ну, без лишних слов дошло до него, что это не его замена ко мне пожаловала? Или его, но не ко мне…
— Саша, в шкафу между комнатами переноска. Там же корм. Возьми весь пакет. Ты ж на машине?
— Да, — вырос он в коридоре и даже в росте.
Кажется, понял, в чем заключается моя материнская помощь.
— Я сейчас все сделаю.
— Только руки потом помой и иди уже есть. Ну так что? — я смотрела на Савку в упор: — Хотите кота, молодой человек? Он редко к кому ластится. А тут прямо-таки любовь с первого взгляда. Возьмите котика. Он не предает.
Савка не сводил с моего лица взгляда:
— Мама не согласится.
— Ну, мамы много чего запрещают сыновьям, а вы все равно делаете, ведь так? Сначала побурчит для порядка, потом смирится. Берите кота. Я и лоток дам, и корм. Минус два кота — это счастье!
— Нет, спасибо. Я лучше пойду.
И пошел — наконец, и Люций за ним, но спускаться не стал, просто уставился вниз, а потом на меня: типа, куда это он? А яичница с колбасой для кого тогда? Для Сашки!
— Надежда Витальевна… — Нет, не вспомнил отчество! — Вам не кажется, что это некрасиво? Оливия не поймет, — заявил он вместе с благодарностью за яичницу.
— Во всяком случае, она к тебе приедет, а там сами решите про свой второй шанс. Я не хочу лезть к вам. Не хочу быть крайней. Понимаешь?
Он отвернулся, снова поблагодарил. Посадил кота в переноску, повесил на локоть мешок с кормом. И ушел. Восвояси. Наконец-то! А я схватила телефон. Ну, конечно, написал: «Позвони мне, пожалуйста…» «Позвони мне, позвони… Позвони мне ради бога…» — пел мой внутренний голос голосом Ирины Муравьевой. Но не ликовал. Говорить с Савкой не хотелось. Не о чем. А обижать обидевшегося еще больше — еще больший грех, чем приласкать мальчишку в раздрае чувств. Обоюдном, кстати…
10.7 "Белый и пушистый"