Она любит плохих парней

— У меня есть запасная пара губ, если что.

Искренний и яркий смех Дария прокатывается по комнате, и я еще ниже опускаю подбородок, тихонько хихикая. Боже, что я только что ляпнула? Может, сказать, что это все из-за удара головой?

— Я учту, Катюш, — весело говорит Дарий и собирает по дивану предметы первой помощи, — но сегодня мы просто посмотрим фильм. Только не порно, ладно? К таким откровениям я еще не готов.

— Так уж и быть! — высокопарно отвечаю я. — Сегодня, в знак благодарности, я тебя пощажу.

Дарий снова смеется, поднимается и уходит на кухню. На несколько мгновений теряю фокус, улетая в безвременье между миров. Зависаю в окрыляющей теплоте ровно до того момента, пока не слышу глухой стук тревоги и ее мертвецки холодный голос: «Опять обманешься. Разобьешься. Это все не для тебя. Ты такого не заслуживаешь».

— Кать, — зовет Дарий, заставляя содрогнуться и порывисто втянуть носом воздух. — Все в порядке?

— Да, — торопливо отвечаю я. — Просто задумалась.

— Над фильмом?

— Эм-м-м… — тяну я, теперь уже действительно думая о фильме.

— Желательно выбрать тот, который ты уже смотрела и не раз. Тебе нужен отдых от эмоций, а знакомый сюжет и атмосфера позволят расслабиться.

— Это какой-то психологический прием?

— Что-то вроде того, — хмыкает Дарий и садится на диван у самого края, вытягивая ноги и хватая пульт с подлокотника. — Ну как, идеи есть?

— Две, — нехотя озвучиваю я.

— «Красотка» и «Грязные танцы»?

— Капец ты старый!

Дарий поворачивает голову, его брови подняты, а глаза широко распахнуты.

— Извини, извини, — тут же капитулирую я.

— Названия фильмов, — строго произносит он.

— «Сумерки» или «Гарри Поттер».

— Для Гарри слишком рано, даже заморозков еще не было.

— Значит, будем смотреть про блестящих вампиров.

— Хорошо, — с легкостью соглашается Дарий.

А вот это зря, он ведь еще даже не представляет, на что подписывается. Дарий выключает музыку и свет, на экране появляются первые кадры фильма. Крепко стискиваю зубы и сжимаю пальцы, выдерживая одну из самых страшных пыток человечества — не произносить вслух первый монолог Беллы о смерти и любви. Дарий безэмоционально смотрит на экран, никакой реакции.

— Видел его раньше? — спрашиваю я.

— Вскользь.

— О-о-о, ты будешь в восторге.

— Не сомневаюсь, — иронично бросает Дарий.

Кинокартина крепко удерживает мое внимание, хихикаю над нелепыми диалогами героев и с ностальгическим удовольствием наблюдаю за игрой актеров. Похоже, прием Дария и правда работает — не чувствую и капли напряжения, ведь я знаю все: каждую сцену и фразу, каждый шаг и поворот. Сонливость мягко опускается на макушку и стекает вниз, еще немного и я провалюсь в сон, а значит, пора идти домой, но… черт возьми, как же мне не хочется уходить!

— Ты остановил фургон! Оттолкнул рукой! — поддавшись порыву, говорю я в один голос с Беллой. — Никто тебе не поверит и… — мямлю с интонациями Эдварда. — Я и не собиралась болтать, но… я хочу знать… правду.

— Даже так? — с веселым удивлением спрашивает Дарий.

Поворачиваюсь к нему и продолжаю театр одного актера имени меня:

— Ты не отвяжешься, да? Нет. Боюсь тебя ждет… разочарование!

 — Браво! — Дарий хлопает в ладоши. — У тебя отлично получается, но сейчас нам нужно совсем не это.

Он встает с дивана и возвращается с охапкой темной ткани. Кидает подушку рядом со мной и расправляет толстый плед.

— Укладывайся, Катюш.

— Но я так вырублюсь, — слабо протестую я.

— В этом и смысл.

— Но…

— Давай скорее, а то все самое интересное пропустим.

Он хочет, чтобы я осталась? Улыбка расцветает на губах, умиротворение снова пленит тело. 

— И ты, как Эдвард, будешь наблюдать за мной, пока я сплю?

— Я похож на малолетнего извращенца?

— Ему сто лет.

— Значит, на старого извращенца?

Внутренний редактор уже порывается вставить свои пять копеек, но я отмахиваюсь от него и прошу не беспокоить до самого утра. Сил спорить или шутить больше нет, ресницы кажутся тяжелыми и колючими, а тело ватным и бесформенным. Опускаю голову на подушку и вытягиваю ноги, Дарий укрывает меня тяжелым пледом и занимает свое место. Смотрю на экран и чувствую нежное прикосновение горячей ладони к ступням. Разум успокаивается, аромат рома из деревянной бочки, впитавшийся в наволочку, согревает горло, а тихий клавишный перебор из колонок и Белла, влюбленная в загадочного вампира, напоминают о сказке, в которую я так хочу верить. Любви достоин каждый, кто ее искренне ждет, даже если он не дружит с головой.

Глава 15

Напрягаю пальцы на руке и чувствую мягкую бархатную ткань, открываю глаза и упираюсь взглядом в подушки, разложенные на полу. Подстраховка? Миленько. Отодвигаюсь от края дивана и переворачиваюсь на спину, прикрывая зевающий рот ладонью. События вчерашнего дня ощущаются тяжестью в затылке и неприятным першением в горле, но все это мелочи по сравнению с тем, как быстро сердце набирает взволнованный темп. Дарий приютил меня, пожалел, подлатал и даже оставил у себя на ночь!

«Чему ты радуешься? В постель он тебя так и не отнес», — сонно бубнит внутренний редактор. — «Минус ему в список».

Морозное дыхание печали холодит лицо, воспоминания уносят в детство. Мне было семь, январь радовал снегом и бесконечными приглашениями в гости. Однажды вечером, когда мы всей семьей возвращались с очередной скучной взрослой тусовки, я заснула на заднем сиденье машины, а на следующее утро проснулась уже в своей кровати. Это показалось мне таким милым, что в следующий раз я специально притворилась спящей, рассчитывая на то, что папа снова отнесет меня домой на руках, а мама разденет и уложит в постель. Я была уверена, что играю идеально, и так ждала снова этого чувства окрыляющей радости от того, что о тебе трепетно заботятся и нежно любят, но... не судьба. Мама растолкала меня и велела шагать на своих двоих, ее недовольный тон все еще ощущается глубокими царапинами на сердце. «Шевелись, Катя. Никто не собирается таскать тебя. Ты уже взрослая!» Тогда я поняла, что запас удачи и радости у меня ограниченный. И еще, что все хорошее не повторяется дважды. 

Вздыхаю и поднимаюсь с дивана, кутаясь в теплый плед. Занавески на окнах задернуты, и только в зоне кухни виднеется рассеянный дневной свет. Тишина кажется тревожной и холодной, на стойке замечаю одиноко стоящий стакан воды и шагаю ближе. Вчера Дарий был очень заботливым, но сегодня новый день. Выпиваю все до последней капли и тихо возвращаю стакан на место. 

«Время обыска!» — бодро заявляет внутренний редактор, но я не могу пошевелиться.

Колкое осознание пронзает грудь, губы растягиваются в слабой грустной улыбке. Дарий хороший человек, наверное, даже мудрый. Он и правда повел себя, как настоящий взрослый, как настоящий джентльмен. Мне нужно быть за это благодарной и… отстать уже от него, наконец. Ведь совсем скоро он поймет, как мать, отец или козлина-Рома, что я не могу быть никем, кроме обузы. А может быть, он уже понял, просто вчера было неподходящее время, чтобы об этом сказать?