Онлайн Ведьма

— Ножками? — предположил Сергей, а на фоне послышалось громкое кошачье урчание. Я его ещё сначала с шумом стиралки перепутала.

— Какой ты добрый, — язвительно протянула я.

— А ты как думала? Жизнь — она вообще нелёгкая штука. И не сопи мне тут обиженно в трубку.

— Я не соплю. И я не обижена.

— Ну конечно, — усмехнулся он.

— Конюшня, — передразнила его я.

— Оу, неужели мы играем в слова? Что ж… Кабачок, — серьёзно выдал он.

— Карандаш? — неуверенно продолжила я.

— Корнеплод.

— Кисть.

— Кантри.

— Это англицизм! — возмутилась я. — Не считается!

— Устоявшийся, — не согласился Сергей, но в его голосе чувствовалось веселье. — Так что считается.

— Тогда киберпанк.

— А вот здесь я бы поспорил.

— Не советую. Это может и относительно новый англицизм, но более чем ус-то-яв-ший-ся, — передразнила я.

— Ладно, пусть будет кастрюля.

— Кино.

Так мы и продолжали, пока я не начала откровенно смеяться, даже не думая о Нине, спящей в соседней комнате. Губы сами тянулись в улыбке, а на душе становилось легче. Настолько легче, что мозг расслабился, и паузы между Серёжиными и моими ответами становились всё длиннее и длиннее. Я перешла в свою старую спальню и улеглась на кровать, чтобы было удобнее, и это окончательно меня сморило.

Последним, что я услышала, было:

— Спи, Клевер, — Серёжа, похоже, улыбался. — Но чтобы к обеду была на работе.

Даже не знаю, ответила я ему что-то или нет, потому что в тот момент окончательно провалилась в сон, и косые солнечные лучи, проникавшие сквозь старые занавески, мне нисколько не мешали.

Глава 20.1 Дар полей. Жаба морей

— Я буду долго гнать велосипед. В глухих лугах его остановлю. Нарву цветов…

— Клевер, заткнись!

— … и подарю букет — той девушке, которую люблю!

— Если он сейчас не заткнётся, я его задушу, клянусь.

— Не дотянешься! — хмыкнул Дар и продолжил запихивать полынь в мешки, напевая с детства знакомый мотивчик. Он уже давно не пел ничего своего, а вот чужого... душа требовала. Дар бы свихнулся, если бы не пел совсем.

— А я подпрыгну! — зло крикнул Витя, срезая очередную веточку секатором. Лицо у него было красное то ли от злости, то ли от натуги. Тут уж кто разберёт?

— Ну попытайся, — хмыкнул Толик, который как раз вернулся от машины, запихнув в багажник очередной мешок травы.

Благо, у отца Дара был рабочий пикап, на котором тот периодически катался по объектам, так что летом его как раз использовали для перевозки трав. А то, глядишь, пришлось бы горе-музыкантам тащить все травы до дома Марфы Васильевны своими рученьками. Дар бы, конечно, продолжал распевать всю дорогу, а это, безусловно, могло бы повлечь за собой появление статьи за очень даже умышленное убийство у кого-то из его спутников.

Вот только, чтобы рассказать, как Дарий Клевер в компании с музыкантами и Ведьмой оказался в поле, придётся немного вернуться назад. Часов так на пять.

Был обычный рабочий день. Такой же, как и все остальные. Монотонный, скучный. Не то что раньше, когда каждый был уникальным и живым.

Дар сидел за столом в офисе Добростроя и строил из себя человека, которым не являлся. Из раза в раз, изо дня в день. И он сам не мог дать себе ответ на вопрос, почему всё случилось именно так. Как-то раз, разговаривая с Дрией на пьяную голову, он спросил у неё, почему он больше не может сочинять? Почему бежит от себя прошлого и пытается найти нового себя в чём-то другом? И почему не может просто вернуться назад?

Дрия тогда посмотрела на него взглядом, пропитанным не жалостью, а пониманием. Она знала. Пускай они иногда не сходились во мнениях, но в этом вопросе их чувства были одинаковы. И Дрия тогда ответила:

— Это такой период, братец. Его просто нужно прожить. Не зацикливаться на неудачах и пытаться дальше — однажды всё станет лучше.

Возможно, сестра и не помнит уже своих слов, но именно они держали Дара и не давали соскользнуть в пучину отчаянья. Он жил дальше, но всё ещё пытался найти себя. Найти Дара, который жил музыкой. Но сейчас ему приходилось быть Даром-сыном-строителя. Что ему не совсем нравилось.

Общаться с заказчиками, дизайнерами, с простыми работягами было интересно, но как-то пусто. В их семье лишь Пётр Добронравов жил строительством: ему нравилось вариться в самой строительной каше, так что отца Дара чаще видели на площадках, чем в офисе. Ну а Дар играл роль представителя. Такой своеобразный аватар — человек бесполезный, но вроде бы нужный.

Так что половину рабочего дня Дар сидел в телефоне, переписываясь со странной девушкой-жабой из соцсетей, а другую — делал вид, что работает, кивая, когда к нему подходили по каким-то вопросам.

С Жабой Дар переписывался уже где-то три дня, и всё никак не мог понять — то ли это его фанатка, то ли анти-фанатка, то ли просто обычная дама с прибабахом. Он лично склонялся ко второму или третьему варианту, но в любом случае переписываться с незнакомкой было забавно. Куда свежее, чем приевшиеся переписки с девушками, которые строят из себя милых и добрых, явно преследуя цель понравиться.

Первое время у Дария, конечно, были сомнения, что под ником «Жаба Морская» скрывается какой-нибудь парень, который просто стебётся над ним, но он гнал от себя подобные мысли. Ему свято хотелось верить, что это девушка.

Всё началось с того, что он скинул ей фото эрегированного органа хомяка в комментариях, после чего она запросила доступ к общению в личных сообщениях. И парень одобрил запрос, сам толком не понимая, зачем так поступил.

Первым сообщением, которое Жаба ему прислала, было:

«Как же я рада, что ты не зацикливаешься, а иронизируешь над своей проблемой».

Дар тогда просто выпал в осадок. Как она вообще додумалась сопоставить его с этим хомяком? И почему уже вынесла ему диагноз?! Первой мыслью было сфоткать свою «проблему» и отправить в чат для опровержения, но Дар вовремя одумался. С какого перепугу он вообще должен кому-то что-то доказывать?

Он решил быть максимально невежливым. Тут сошлись несколько факторов: во-первых, переживания за Сашу, которая упорно не выходила на связь; во-вторых — мама. Та звонила слишком часто и задавала один и тот же вопрос: объявилась ли его сестра. И, несмотря на холодный тон и злые слова (Дар даже подсчитал, сколькими разными эпитетами мамочка её наградила — их было девяносто четыре, причём в каждый звонок разные) Марфа Васильевна переживала. Очень переживала. Просто её переживания имели другую форму. Большинство знакомых Дару женщин в критических ситуациях впадали в панику и слёзы. Хотя Дар вполне допускал наличие неплохих актёрских способностей у этих самых женщин.