Оно вершится…

Снег не был холодным. По крайней мере, Зигмунд холода не чувствовал. Вообще, атмосфера вокруг царила странная, словно горную вершину поместили в огромную комнату. Совершенно отсутствовало ощущение нахождения на открытом воздухе. Ветра не было, и стояла такая тишина, будто окна и двери этой воображаемой комнаты были плотно закрыты. Зигмунд молчал, вторя окружающему миру. Он не издал ни единого звука, когда Эммануил (тоже, кстати, молча) привязал коней к обломку перил моста и жестом приказал оркам поднять короля на руки и нести в пещеру. Владыка Мурляндии вдруг четко осознал: что бы он сейчас ни сделал, все окажется совершенно напрасным. Зигмунд закрыл глаза.

Свет померк, очевидно оставшись за пределами пещеры. И тут Зигмунд вновь начал видеть, хотя век не размыкал. Он глядел сверху на собственное тело, мерно качавшееся в ритме шагов орков. Бледное, обескровленное лицо в обрамлении черных волос. Сложенные на груди руки, волочащийся по полу плащ. Даже борода, обычно дерзко торчащая, поникла, прижавшись к подбородку. Грустное зрелище пустого сосуда, еще недавно полного жизни и самых рискованных планов на будущее.

Разглядев самого себя, Зигмунд обнаружил, что не висит в воздухе бесплотным духом, а достаточно уверенно идет вместе со всеми сквозь пещеру. Король не просто покинул прежнее туловище, а переселился в Гема. Зигмунд мысленно затаился, сосредоточив внимание на новой оболочке.

Тем временем Абракадабр продолжал уверенно топать по тропинке, увлекая спутников к подножию величественной горы. Теперь, когда все достаточно навертелись головами, изучая новый старый материк, пришло время вопросов.

– Это Средние Земли, – объяснял друид, попыхивая трубкой. – Я возродил их на время битвы. Сейчас они приходят в себя, если так можно выразиться. Животных, птиц и прочих обитателей, что не пожелали покинуть дома во время затопления континента, пока не видно, они появятся чуть позже. Также пока отсутствуют погодно-климатические показатели.

– Как же зверюшки остались, ведь тогда они должны были… э-э-э… утонуть? – удивился Эйбус.

– Дело в том, что затопление было отчасти иллюзорным. На самом деле Средние Земли просто переехали в другой мир.

– К демонам?

– Нет, зачем к демонам? Кроме нашего мира и мира Драгомора, существует еще великое множество обитаемых пространств. В данном случае Средние Земли были перемещены в так называемый Архивный Предел. Что-то вроде нейтральной территории, где оказываются различные составляющие, по каким-то причинам удаленные из собственных миров.

– А почему их выгоняют? – поинтересовался Эйрвон.

– Поводы самые разные, – пожал плечами Абракадабр. – Средние Земли были источником неприятностей, здесь постоянно рождались или воспитывались участники глобальных конфликтов. Есть земли, которые просто перестают вписываться в тот мир, в котором находятся.

– Вроде аппендицита? – предположил лучник.

– Да, – хмыкнул друид. – Весьма удачное сравнение.

– Это когда в животе семечка застревает и приходят лекари со всякими лезвиями и крючками? – поежился Рагнар.

– Да, – кивнул Абракадабр. – Есть один мир, в котором несколько раз появлялись города или целые королевства, которые почему-то развивались гораздо быстрее соседей. Там придумывали умные механизмы, разрабатывали способы, существенно упрощавшие добычу руды или позволявшие прокладывать дороги сквозь непроходимые скалы.

– Так ведь это же хорошо. – Ширл задумчиво почесал макушку.

– Хорошо, – согласился друид. – Для тех, кто задумал строить дороги и мастерить садовый инструмент. Но те же способы годились и для создания оружия, а это, как правило, оказывается у людей в приоритете. Представь, что может случиться, окажись у Зигмунда железка размером с чайник, способная взорвать все Нижние Земли одним махом?

– Ну, себя-то он не будет взрывать, – засомневался Рагнар.

– Возможно. Только еще есть Верхние Земли, Земли Заката и Восхода. Зачем собирать армию, если ты можешь угробить неприятеля за несколько минут вместе со всем его королевством?

– Нет, – решительно мотнул головой Ширл. – Зигмунду такой чайник давать нельзя.

Побыв некоторое время в теле Гема, Владыка Мурляндии понял, что оказался здесь не как новый обладатель оболочки, а как незваный гость. Орк, видимо, не подозревал о таком странном соседстве и монотонно брел по влажному каменному полу. Мысли Гема стали ясны Зигмунду так же, как и собственные размышления короля. Орк думал о выпивке. Его не тревожили Армия Света или возможное поражение в схватке за обладание Эйлорией. Гем воспринимал проблемы по мере поступления и быстро забывал об их существовании, едва картинка перед глазами менялась. Никакого анализа произошедшего и планов на отдаленное будущее. Только насущные потребности. Образ пыльной бутылки с ромом маячил перед внутренним взором Гема настойчиво и всепоглощающе. Зигмунд ощутил непривычную пустоту, словно голова резко увеличилась в размерах, образовав много не занятого мыслями пространства. Король некоторое время помечтал вместе с Гемом, почти слыша сквозняк, блуждающий в голове орка и отдающийся эхом от ее стенок. Но, как бы ни был заманчив желанный силуэт с сургучной пробкой, подобное времяпрепровождение быстро наскучило Зигмунду. Король не привык думать о чем-то одном, он чувствовал себя неуютно. Сосредоточив волю и нахмурив чужой лоб, Владыка Мурляндии представил себя в теле Эммануила и, действительно, на удивление легко в нем очутился. Темнокожий колдун, как и орк, вселения не заметил. Бывший Главный Друид размышлял о нескольких вещах одновременно, что было гораздо привычнее для короля, однако сами мысли оказались весьма неожиданными.

– А Говард? – спросил Рагнар, пересаживая Ширла со своего затекшего плеча на руки Эйрвона. – Ты сказал, что знаешь его.

– Говард. – Абракадабр хитро улыбнулся. – Прежде его звали Уксус.

– Сын Эпоса? – почти хором воскликнули дракончик и лучник.

– Он самый.

– Который Переходы замуровал?

– Именно. Кроме этого, он какое-то время служил Средним богом и занимался придумыванием новых форм жизни. Уксус создал всего несколько тварей, зато, на мой вкус, они самые удачные. Ему мы обязаны появлением акул, крокодилов, котов и еще пары зверюг, что обитают в других мирах и их названия вам ничего не скажут.

– Получается, он создал сам себя?

– Нет, просто ему так понравился облик кота, что в определенный момент он принял его форму и удалился от непосредственного управления мирами. Занял созерцательную позицию, если хотите.

– А почему у Эпоса есть дети, а у Драгомора нет?

– Строго говоря, Уксус не сын Эпоса, а скорее творение. – Абракадабр задумался. – Хотя так можно назвать каждого ребенка. Гм… Это достаточно сложно объяснить, но смысл в том, что и у Драгомора есть дети. И родители. Так же как и у Эпоса.

– То есть Эпос не верховный бог? – изумился Эйрвон.

– И да, и нет. В нашем понимании он верховный, но над ним есть другие, в том числе его старшие родственники.

– И… – Ширл сделал замысловатый жест лапой. – Большая у них семья?

– Из тех, кого я знаю, старший – Джон Рональд. Именно он сотворил первый мир, подобный нашему.

– Значит, он и есть самый главный?

– У Вселенной нет первичных и конечных элементов, будь то цветок или бог. Всегда есть тот, кто создал, и тот, кто создан. При этом тот, кто создал, тоже кем-то создан.

– Но должен же быть тот, кто создал первым.

– Должен. И есть. Но сам он тоже был создан.

– Ничего не понимаю.

– Ты сильно удивился бы, если бы знал, насколько они сами там все запутались.

– Они – это… – Эйбус показал пальцем на небо.

– Ну да. Боги создают Вселенную, будучи детьми Вселенной. Схема элементарная и в то же время непостижимая.

* * *

Эммануил был занят размышлениями сразу на несколько тем, и все они были невеселыми. Колдун страшно злился на Зигмунда за эти бесконечные обмороки и нервные срывы. Он просто негодовал, перебирая в уме ситуации, в которых король оказывался недееспособен. Начиная с провала переговоров с Драгомором и заканчивая последним падением в сугроб. Эммануил ни капельки не жалел Зигмунда, не пытался понять короля и поставить себя на его место. То есть он ставил себя на это место, но лишь затем, чтобы убедиться в том, что сам он справился бы с ситуацией гораздо лучше. Колдун мысленно помещал себя на трон не для того, чтобы понять Зигмунда, а чтобы лишний раз подчеркнуть все промахи короля.