Опаленная юность

Андрей смотрел во все глаза: девушка достала из-под кровати маленькую красноголовую бутылку.

— Не смотри на меня зверем, я не алкоголик! Этот райский напиток теперь те же деньги — на него можно купить что угодно. Налью в чашку — тебя это не шокирует?

— А где же твой хрусталь? — поддержал шутку Андрей.

— Держи крепче, товарищ инвалид! Пьем! — Лара подняла чашку.

— Так не годится, у тебя едва донышко прикрыто!

— Я женщина, мне не положено.

Андрей усмехнулся, услышав любимое выражение лейтенанта Бельского. «Как они там?.. — уколола мысль. — Может, уже нет никого?»

— Пьем за все хорошее! — Андрей поднял чашку.

— За встречу! — тихо сказала Лара, — За нашу встречу!

Глаза их встретились.

— Лара! — Андрей осторожно обнял девушку раненой рукой и, не удивляясь отсутствию боли, поцеловал теплые вздрагивающие губы.

Ощущение времени исчезло. Оба сидели не шевелясь, тесно прижавшись друг к другу, и внезапно Андрей почувствовал тоску. Где-то в глубине груди защемило, кольнуло.

«Что со мной? Я так мечтал о встрече с ней. И вот мечты сбылись, сказка стала действительностью, сон — явью, а я не рад, то есть нет, я рад, но не спокоен…»

Андрей услышал, что Лара что-то говорит.

— Ты сегодня останешься здесь. Я устрою. Договорюсь с комендантом, с девушками. Они хорошие. Ты должен остаться.

«Почему он молчит? — встревоженно думала Лариса, — Ведь два года вздыхал, а теперь молчит».

— Нет, — спокойно сказал Андрей. — Я через десять минут пойду.

— Куда ты пойдешь на ночь глядя? Оставайся. Решено, и никаких разговоров!

— Нет, — тихо повторил Андрей, — я пойду!

— Но я тебя прошу! — Ореховые глаза заблестели от слез.

— Не надо, Ларочка! Я должен идти. Я и так потерял целый день. А они там, мои товарищи…

— Они подождут. Одна ночь.

— Валька Бобров, Родин, Игорь Копалкин, Кузя, Ника… Вальку дважды ранило, а он остался.

Лара умолкла. Она поняла, что Андрей сейчас уйдет, и она чувствовала нарастающую волну нежности, любви к этому смуглому неласковому юноше. Проснувшееся чувство говорило: «Не отпускай! Держись за свое счастье! Не отпускай! Быть может, никогда его больше не увидишь, его могут растерзать, застрелить, как Надю».

Имя Нади она произнесла вслух.

— Надю? — В глазах Андрея белел страх. — Что с ней?

— Ее… нет… с самолета… пуля…

Побледневший Андрей молча встал. Быстро оделся, стянул пояс на шинели.

Лара автоматически поднялась и, покачиваясь от страшной усталости, двинулась за ним к двери.

— Не ходи! — ласково попросил Андрей. — Там дождь…

Он ушел.

Хлестал дождь, косой, холодный, черный, пополам со снегом. Стена дождя расступилась и поглотила Андрея. Лара стояла у подъезда, вытирая промокшим платком лицо. Слезы, смешиваясь с дождем, текли быстрыми струйками.

Глава пятнадцатая

Снова вместе

Поздняя осень. Вязкая замерзающая грязь. Пожухлая, гнилая листва под ногами мягка, податлива. Дважды выпадал снег, скрашивая буро-черную, истоптанную тысячами сапог, иссеченную сотнями колес и гусениц землю. Но держался снег недолго — таял, чернел. Рота Быкова зацепилась в наспех отстроенных домах и блиндажах. Всего одну ночь провели здесь солдаты, а землянки уже казались давно обжитыми, в нешироких траншеях курился мирный дымок самокруток.

Взвод Бельского целиком уместился в просторной землянке, видимо, предназначавшейся для полкового командного пункта, но судьба сжалилась над измученными красноармейцами, и они с наслаждением разлеглись на широких тесовых нарах.

Рота ожидала пополнения, и старший лейтенант Быков приказал бойцам привести себя в порядок и отдыхать. В землянке бойко трещала печурка, излучая живительное тепло. Дневальный, Захаров, дремал, не забывая подбрасывать в огонь коротко нарубленные сучья.

Вошел командир взвода, выслушал неторопливый рапорт Иванова, молча отошел к нарам, сел.

— Отдохните, товарищ лейтенант, — предложил Иванов. — В случае чего я разбужу.

— Ничего, — коротко отозвался Бельский и тут же, затянув ремень, прислонился спиной к запотевшей бревенчатой стенке.

Ленька Захаров, растерзанный, в замасленной порванной ватной куртке — шинель он бросил во время отступления, — удивленно покачал головой. Старик Иванов развязал лямки вещмешка, вынул сахар, буханку хлеба.

— Кипят, что ли?

— Нет еще, — отозвался Захаров, поправляя котелки с кипящей водой.

— А заварка есть, батя?

— Немножко осталось.

Старик высыпал из пакетика горсть чаинок, бросил их в кипящую воду.

— Будите народ, сейчас чайком побалуемся.

— Эй, московские водохлебы, — крикнул Кузя, — в ружье!

С дальних нар поднялась лохматая голова и хрипло спросила:

— Есть будем? Сейчас иду.

— Тютин разве откажется! — засмеялся Чуриков. — Он всегда готов, как пионер. Все потребляет.

— А то как же? Все полезно, что в рот полезло. — Тютин затормошил приятеля: — Гришка, вставай.

— Уйди…

— Вставай, соня, зараз порубаем как надо.

Каневский почесал голую грудь, потер глаза.

— До того устал — есть не хочется!

— Да, от такой жизни аппетит вполне может пропасть, — вставил Родин. — Животные от усталости тоже не едят, только пьют…

—.. водку, — подхватил Кузя. — Налетай, ильинцы!

— По очереди, — громыхнул начальственно Бобров, — не толпись. Копалкин, не копайся, не оправдывай свою фамилию.

Иванов приготовил бутерброды, штыком откупорил консервы. Кузя нервно потер сухие руки:

— Начнем торжественный ужин. Позвольте бокал шампанского, то бишь кипятку. Ника, посторонись, не то ошпарю, и человечество лишится великого художника.

— Товарищ лейтенант, — спохватился Иванов, — поешьте с нами, чаек вскипел.

Бельский молчал, слепив ресницы.

— Спит.

— Будить надо — сколько времени горячего не видели.

— Не сплю, — сказал Бельский. Повисло неловкое молчание, нарушенное самим лейтенантом. — Задумался немного… Карту новую дали…

— И что ж из этого? — осторожно спросил Иванов.