Опасная любовь

— Обыкновенная старческая мнительность, — сказал Нигилист.

— Да? — Шеваров непроизвольно подтянул живот, расправил плечи, строго посмотрел на своего коммерческого директора. — Ты думаешь, я мнительный старикашка?

— Это вы так думаете, Степан Петрович. Но, судя по вашей реакции, форма у вас — отличная. По-моему, вам просто не хочется лететь в Кемерово.

— Психолог ты, Петя, ох какой психолог, — усмехнулся Степан Петрович. — Прямо-таки насквозь видишь начальство, опасный человек! Да я шучу, шучу. Правильно мыслишь, не хочется мне лететь в это чертово Кемерово, разговаривать с шахтерами. Может, все-таки ты смотаешься, а?

— Я полностью нарисовал эту сделку, остались последние штрихи, так сказать, поправки мастера. Не могу взять на себя эту роль. Мастер — вы, Степан Петрович.

— Хитер, жук!

— К тому же вам проще будет разговаривать с местными руководителями — ваши друзья, бывшие подопечные.

— Это — да. Шеварова там знают и уважают, ничего не попишешь, прав ты, Петя. Нуты посмотри, какая погода! А эти чертовы шахтеры денег требуют больше, чем договорились. Им государство вообще ни хрена не платит, а они все равно задирают нос. Это как понять? Мы ведь можем и отказаться от сделки, вообще без денег останутся.

— Не останутся, Степан Петрович, — уверенно сказал Нигилист. — Судя по их тону, есть покупатели, которые дают больше, чем мы. Придется уступить, но немного, совсем немного. С одной стороны, идем навстречу, понимаем их трудности, а с другой — если заупрямятся — штрафные санкции лишат особой привлекательности их новую сделку. Все просто, но решить этот вопрос нужно мирно, по-дружески, нам с ними и дальше работать. Вот поэтому я и не могу лететь в Кемерово.

— А я не хочу! — засмеялся Шеваров, хлопая себя по животу. — У меня такие страсти начались, Петя, кому расскажи — не поверят! Но ты ж про это знаешь. Сам посоветовал мне заявиться домой к Иришке, с мужем познакомиться. Кстати, спасибо за совет, я твой должник, Петя.

— Познакомились? — как бы невзначай спросил Нигилист.

— А ты как думал? Это брат, удовольствие еще то! Бывало, прибежишь к бабе, делом занимаешься, а сам больше, чем про нее, думаешь: а вдруг мужик припрется раньше времени? Натерпелся. Теперь вроде как рассчитываюсь за свои страхи. Представляешь, он, парень этот, артистик, занервничал! Вчера набросился на меня, мол, убирайся, не приходи! А она цыкает на него: ты как со Степаном Петровичем разговариваешь? Мы ж с ней вдвоем в комнатке сидели, а Миша артиста на кухне держал. Правда, ничего такого еще не было, но будет, Петя, куда она, дура, денется! Подарочки-то нравятся, глазенки разбегаются, и то хочет, и это.

— После того, как вы ушли, он не прибил ее?

— В том-то и дело, что нет! Главное — психология, тут ты, Петя, гений. Ведь что получается? Он же не дурак, понимает: будет хамить ей, она еще больше ко мне потянется. Будет молчать, она его ночью отблагодарит за такое умное отношение к жизни. И будет он молчать! На хрена ж ему неприятности? А Степан Петрович станет приходить к ним, как к себе домой. Артисту бутылочку водки, сиди себе, забавляйся, жди своего часа, а Степану Петровичу девочку, вспомнить молодость. Каждому свое.

— Завтра в Кемерово летите, — напомнил Нигилист. — Не забудет?

— Послезавтра, Петя. Завтра к ней загляну, сегодня никак не получается, и полечу. Черт бы побрал это Кемерово! Но ты знаешь, у меня тут мыслишка появилась: а не махнуть ли нам с нею на Канары? Недельки на две? Имею я право на заслуженный трудовой отпуск или нет?

— Шахтеров загоните туда же, куда артиста, и летите, — невозмутимо сказал Нигилист. — Как нас в школе учили: сделал дело — гуляй смело.

— Слушай, Петя, — нахмурился Шеваров. — Тебе нужно все-таки научиться улыбаться. Я-то понимаю, что ты шутишь, а вот с людьми, которые плохо тебя знают, могут возникнуть проблемы. И уже возникали. То, что люди должны принимать как шутку и улыбаться, они считали серьезным нравоучением и обижались.

— Я постараюсь не шутить, — сказал Нигилист.

— Кстати, все никак не спрошу тебя, — вспомнил Шеваров, возвращаясь в свое кресло. — Ты знаешь, что твоя бывшая Наталья теперь трудится под руководством Радика?

— Да.

— Ну и как тебе это?

— Никак.

— Не верю. Чувствую, что-то здесь не так. После всего, что случилось, они должны держаться друг от друга подальше, а получается наоборот. Она что, спит с ним?

— Нет.

— Ага! — обрадовался Шеваров, будто старый дачник, поймавший наконец-то мальчишку, вытаптывающего грядки. — А говоришь — никак! Значит, держишь ее под колпаком?

— Просто интересуюсь.

— Ну и в чем тут дело? Наталья красивая баба, у нее муж есть, квартира, все вроде бы нормально. И вдруг — идет к Радику работать, хотя знает, что он за человек. И он ведь знает, какой камень у нее за пазухой может быть, а — берет. Выходит — верит? Или боится?

— Честно вам скажу, Степан Петрович, сам ничего не понимаю. Как выясню, тотчас же вам доложу.

— Не надо, — махнул рукой Шеваров. — Это твое личное дело, мне просто интересно стало. А ведь работает она хорошо. Я тут был недавно, костюмчик своей артисточке покупал. Народу полно, торговля идет полным ходом, охранник, ты представляешь, улыбается, зараза, хотя я никого не предупреждал и он меня не знает. Стал выбирать, продавщицы советы дают, подскочил товаровед, он-то меня узнал, потом все неинтересно стало. Молодец, Наталья, с размахом дело поставила.

— Я знаю, идея с кинозвездами была верна. И реклама организована умело. Почему бы эту идею не внедрить и в других магазинах? Прибыль увеличится, оборот возрастет.

— А вот — хрен им! Пусть сами кумекают, чужим умом жить и дураки могут. Наталья придумала — у нее оборот, магазин уже знают в Москве, а другие если не придумают — повыгоняю к едрене фене. За такие деньги я международный конкурс могу устроить. Кстати, Радик тоже так думает.

— То, что придумал сотрудник фирмы, принадлежит фирме, — жестко сказал Нигилист. — И в ее интересах внедрить ноу-хау во всех филиалах. Хорош был бы Форд, если б на одних его заводах стояли конвейеры и классные сборщики, а на других — верстаки и мудаки.

— У тебя, Петя, советский образ мысли. Выходит, директора других магазинов будут получать столько же и ждать, когда Наталья еще что-то придумает? Я и говорю — а вот хрен им! Ну ладно, с тобой спорить очень трудно, Петя, ты улыбаться не умеешь и признавать свои ошибки не научился.

— Потому, что не ошибался.

— Да? — Шеваров снова подошел к окну. — А погодка-то, погодка какая! Настоящая ранняя весна!.. Если ты не ошибался, тогда почему Наталья не твоя жена, а работает на Радика? То-то и оно!

— Погода и вправду весенняя, — сказал Нигилист.

23

Все, что случилось вчера: днем, вечером, ночью, — сегодня казалось Аристарху чем-то мелким, незначительным, таким, что и вспоминать не стоило. А то, о чем он, оскорбленный, уязвленный до глубины души, почти не думал, вдруг выросло до гигантских размеров, заслонив прекрасный солнечный день, и шумный, помолодевший город, и красивую женщину, которая не прочь была и днем устроить ночь, сразу после репетиции.