Опасный роман

У него много лет не было женщины. С тех самых пор, как погибла его жена. Он не уверен в себе, в своей мужской силе, и потому он торопится и боится. Ты должна помочь.

Она была готова помочь, но в этот момент в доме что-то грохнуло, а кусты у берега затрещали. Лили шарахнулась от Раша, а он судорожно вцепился руками в бревно, на котором сидел. Грудь его тяжело вздымалась, лицо поблескивало от пота.

— Клянусь небом, маленькая Лили, это не конец нашего разговора. Я хочу тебя, мой рыжий ангел, так хочу, что едва ли дождусь того момента, когда ты придешь в мою спальню. И тогда — обещаю тебе — ты и не вспомнишь, что я инвалид.

Из дома вышел Дон, не глядя на Лили, подошел к Рашу и легко поднял его на руки.

Во дает, по-детски изумилась другая, прежняя Лили Норвуд. Та, которая только дружила с мальчиками и понятия не имела о горячей темной волне желания, захлестывающей все тело…

Та прежняя Лили искренне восхищалась силой Дона Фергюсона и знать не знала, какая ярость кипит в его душе в эту самую минуту.

Дело в том, что пять минут назад Дон Фергюсон очень отчетливо и обреченно понял, что не может жить без Лили Норвуд. Эта мысль его по очереди напугала, насмешила, расстроила и привела в бешенство. Он ведь прекрасно знал, о чемсейчас разговаривают эти двое на берегу реки и зачем его послали в дом, как маленького мальчика.

Он без единого слова усадил Раша в лодку, прекрасно сознавая, что сердиться на друга глупо. М'денга маячила на носу черным изваянием, и Дон устало махнул ей рукой. Раш поднял бледное лицо и тихо сказал:

— Береги ее, Змий. Умри сам, но не дай ей погибнуть. Я заклинаю тебя всем, что тебе дорого, — береги ее!

Лодка медленно заскользила прочь, и Дон Фергюсон беззвучно выругался ей вслед. Он понятия не имел, как теперь смотреть в эти изумленные зеленые глаза, как жить с Лили под одной крышей и слушать ее дыхание в ночи…

Лили лежала на тюфяке из сухой травы и вспоминала то, что происходило совсем недавно между Рашем и нею. Даже воспоминания возбуждали, и она постоянно вертелась с боку на бок.

И было что-то еще. Что-то странное, она еще хотела спросить, да отвлеклась, а потом уж было не до вопросов…

Как он ей сказал тогда, перед уходом: «Иди с Доном и жди меня. Я приду за тобой».

Какая жалость, что он не может ходить…

Дон смотрел на стремительно светлеющие щели в потолке и думал. Мыслей было много, они путались в гудящей голове и мешали спать.

От баб одни неприятности.

Конечно, сколько он может жить один? Даже любовницы у него нет.

Нельзя думать о том, что они делали на берегу. Иначе он ее сейчас задушит.

Запах мокрых птичьих перьев. Дыхание на груди. Холодный нос под мышкой. Глупость какая. От нее тиной пахло, вот и все.

Тина. Она везде. Окружает остров. Даже на штанах тина.

И на ее кроссовках тина.

И на его ботинках тина.

И на сапогах Раша…

На них не было тины. На них была глина.

Глина. Тина. Глина. Тина. Вот такая картина.

Они с М'денгой пришли со стороны реки. Метров триста от реки она его несла. По воде тоже несла, но не на вытянутых же руках!

Значит, на его сапогах должна была остаться тина.

А осталась глина.

Как будто это он нес М'денгу, а не она его…

Дон Фергюсон рывком сел на кровати.

Тысячу не тысячу, но раз пятнадцать за последние двадцать лет вот это самое озарение спасало ему жизнь.

Озарение — это как сигнальная ракета. Читать при ней нельзя, много деталей местности не разглядеть, но на один миг, на один краткий миг все становится ослепительно-белым и четким, и даже потом в мозгу остается черно-белый отпечаток увиденного. Конечно, надо уметь видеть. Надо учиться этому.

Он учился на войне. Там хорошая система зачетов. Не сдал экзамен — похоронили.

Дон Фергюсон выжил, потому что умел сосредотачиваться и вспоминать черно-белый отпечаток в мозгу.

Сейчас ему тоже надо выжить. И помочь выжить рыжей воробьихе с изумленными зелеными глазами.

Потому что именно ей, собственно говоря, и грозит смерть.

Утро было каким-то на редкость английским. Серым, сырым и невеселым. Дон Фергюсон встал злой и не выспавшийся, бросил всего один взгляд в сторону свернувшейся комочком Лили и вышел из дома.

Он шел и злился. Не ходить было нельзя, а идти — значило косвенно подтвердить самое чудовищное подозрение, которое только могло прийти ему в голову. Надо уезжать отсюда.

Надо ехать в Сахару. Там жарко и сухо, там бедуины и верблюды, там нельзя пить водку, и девичьи волосы там не пахнут мокрыми перьями, потому что девушки в тех местах редкость. Там нет ни глины, ни тины, наконец!

Первая остановка — у того места, где он едва не перерезал горло Джерри Рашу, спокойно сидящему на бревне.

Логично предположить, что М'денга принесла его сюда, осторожно посадила на бревно и бесшумно ушла дальше. В том, что она двигается бесшумно, Фергюсон убеждался уже не раз, но по той же логике выходило, что проклятым сучком могла хрустнуть только она.

Чисто теоретически — мог и Раш. Например, чтобы привлечь внимание Дона. Только это глупо. Еще с войны у них была разработана целая система сигналов оповещения — от птичьего крика до кваканья лягушки. Трещать сучьями слишком опасно — Дон мог бы и выстрелить на звук.

Сучок был там, где ему и полагалось быть. Неподалеку от бревна. Дон Фергюсон опустился на колени и замер. Чтение следов не терпит суеты.

Сучок сломан и слегка втоптан во влажную землю. Босой ногой. Все сходится. А откуда пришлепала эта босая нога?

Он поднялся, пригнулся к самой земле и медленно двинулся вперед, не отрывая глаз от почти невидимых следов М'денги.

Да, вот так она и шла. В чем же странность…

Разведены ветви над головой. Раш висит у нее на спине. М'денга чертовски сильна, даже крупного мужчину она поднимает с легкостью, хотя, разумеется, поднять — и пронести триста метров… Это разные вещи. Значит, вот здесь разведены ветви, наверное, это сделал Раш, висящий на спине у М'денги…

Что не так, Змий? Думай, сержант, думай.

Он прошел почти до самой реки, все эти проклятые триста метров, — и так ни до чего не додумался. Зато у воды все стало ясно. Ясно до ужаса, до отчаяния. До полного идиотизма.

Дону все было ясно. Земля, напитавшаяся водой, хранила летопись минувшей ночи.

Дону было все ясно… Дон ничего не понимал.

Вот легкие следы М'денги. Босые ноги отпечатались четко. Она вышла из воды, сразу перепрыгнула на место посуше. Дальше ее следы тянутся по песку, потом по траве. Они все такие же легкие и четкие. Сама М'денга при росте под два метра весит около девяноста килограммов, но это полбеды, все африканцы умеют передвигаться легко, словно эльфы. Иногда даже трава не приминается. Осложняет дело один маленький глупый фактик.