Опасный роман
Шрифт:
Джерри Раш весит никак не меньше М'денги. Он достаточно рослый, атлетически сложенный мужчина с широкими и крепкими костями. Значит, вчера ночью поверх вот этих следов стояло почти двести килограммов живого веса, но следы на это никак не указывают.
Такое ощущение, что Раш из лодки выбрался по воздуху.
Если он это сделал — отпечатки чьих сапог сейчас мозолят глаза Дону Фергюсону? И на сапогах Раша была глина…
Он вернулся к хижине мрачнее тучи. Глаза отсвечивали желтым огнем, шрам зловеще изогнулся, нахмуренные брови сошлись в одну линию.
Лили
— Доброе утро… Дон, что-то случилось?
— Ничего доброго я в этом чертовом утре не вижу. А что случилось… Я сам не пойму.
Она смотрела на него, не понимая, о чем он говорит, а еще больше не понимая его ярости. Дон злился все больше, потому что и сам не мог эту ярость объяснить. Ну какое ему дело до поцелуйчиков Раша и этой мисс Норвуд? Никакого. Тогда почему его так тянет отлупить эту рыжую девку?
— Мисс Норвуд…
— Мы же договорились по имени…
— Забыл. Лили. Черт, а теперь я забыл, что хотел спросить…
Она вдруг закусила губу и мучительно покраснела. Ровный свекольный цвет медленно выплыл из выреза футболки, залил все лицо и исчез под волосами. В зеленых глазах заблестели слезы. Дон даже злиться перестал и с интересом уставился на столь бурные цветовые перепады.
— Дон… мне нужно вас спросить, но это очень стыдно…
— Валяйте. Считайте меня вашим доктором. В принципе я разбираюсь во всем, кроме гинекологии. Она в легионе была как-то не востребована.
Он хамил, потому что умирал от тоскливой злости на себя. И на Раша. Раша, который вчера в темноте тискал эту девку, лапал ее по всем местам, целовался с ней взасос, а Дон Фергюсон, как пацан, тупо бродил по хижине, намеренно производя как можно больше шума.
— Дон, пожалуйста! Мне стыдно до смерти, до ужаса, я полная идиотка, но мне кажется, это важно. Во всяком случае, я хочу знать… Когда мужчина и женщина… ну то есть они вместе… занимаются…
— Трахаются, что ли? Послушайте, в наши дни все школьники об этом знают. Все просто: вы оба должны раздеться…
Она шагнула вперед и молча врезала ему по скуле. Не ожидавшего такого оборота Дона мотнуло назад, он едва не упал. Лили не сверкала гневным взглядом, не обвиняла его в хамстве, она даже краснеть перестала. Сухие глаза лихорадочно блестели.
— Я все равно договорю. Если вы не полный идиот, то подумаете. Если полный — то мне все равно. Мужское возбуждение — это ведь мышечное возбуждение?
Тут уж покраснел Дон Фергюсон.
— Д-да… в общем и целом…
— Значит, если у вас парализована нижняя часть тела…
— Тьфу-тьфу!
— Заткнитесь. Если у вас парализована нижняя часть тела, то это касается и… ну вы понимаете.
Догадка брезжила где-то на задворках сознания Дона Фергюсона, но он не собирался сейчас напрягать мозги. Он взревел и схватил Лили за плечи.
— Вы хотите сказать, что он вас вчера… — И замер.
Лили осторожно высвободилась из его рук.
— Сам мистер Раш, вы и справочник «Кто есть кто» утверждают, что в результате последнего ранения означенный мистер Раш был парализован. У него не действует нижний отдел позвоночника, включая все нервные и мышечные окончания. Такие увечья не поддаются
лечению. Джереми Раш настаивал, что он навсегда прикован к креслу.Дон смотрел на Лили, несколько оробев. Лицо девушки странно изменилось. Теперь она не выглядела юной и смущенной, наоборот, под глазами залегли тени, и утолки рта скорбно опустились вниз. Казалось, Лили Норвуд вдруг открылась какая-то страшная и неприятная истина, вот только что, прямо на глазах у Дона…
— Лили… ты чего имеешь в виду?
— Ночью, сегодня ночью, он почти потерял контроль над собой. Да, виновата я, я этого хотела сама, не об этом сейчас речь. Он почти… овладел мною. Если бы ты не грохнул чем-то железным, он бы взял меня прямо на том бревне. И только сейчас я поняла, что мне казалось странным. Когда мы обнимались, он шевелил ногами, а потом… потом я почувствовала, как он возбужден. Если ты сейчас улыбнешься, я утоплюсь на твоих глазах, клянусь!
Дон не смог бы улыбнуться, даже если бы хотел этого. Лили Норвуд, махровая романтическая дура, в которую он так некстати влюбился, только что спокойно и хладнокровно подтвердила его собственные проклятые подозрения. Следы сапог Раша у реки. Глина на них. Слишком легкие следы М'денги. И, наконец, то, что он делал с Лили.
— Я не собираюсь улыбаться. Прости меня. Я вел себя, как идиот. Просто мне казалось, такие девушки не могут всерьез советоваться со мной…
— А с кем мне здесь советоваться?! Я никогда в жизни не была ни с одним мужчиной. На этом острове нет ни моей матери, ни более опытной подружки. Да, Раш еще дома обещал мне ночь любви. Говорил, что я не буду разочарована. Я еще тогда подумала, а как он это сможет? Ну не спрашивать же его самого об этом!
— Да уж, это было бы несколько бестактно.
— Вспомнила!!!
— Не ори. Что ты вспомнила?
— Вы вчера несли его к лодке!
— Ну да. Мы довольно часто его так носили с Дьяволицей…
— Он поджал ноги.
— Что?
— Там была коряга, я еще чуть не упала на нее. Вы несли его так, что он должен был зацепиться сапогами за эту корягу, а он ноги поджал. Я шла и думала, вот бы меня кто так нес…
Дон подавил в себе неуместное желание немедленно подхватить Лили Норвуд на руки и только кашлянул в ответ.
— Я ничего не понимаю, Дон. В один короткий момент все изменилось. Не надо мне было приезжать! Я действительно упрямая идиотка.
— Ты не идиотка.
— Самая настоящая. Мне было так… сказочно все эти дни. Впервые в жизни меня кто-то слушал. На меня смотрели, мною восхищались. Впервые в жизни мужчина сказал мне, что хочет меня. Это все моя любовь к сказкам. Я совсем забыла, что мне двадцать пять, я обычная скучная старая дева, а жизнь не имеет ничего общего с романтикой.
— Неправда.
— Правда. И я это знаю, на самом-то деле. И ты знаешь. Есть живые люди, есть их страсти, желания, пороки. А у меня все одно: выйти замуж за принца и всю жизнь ходить с ним за ручку. Дети родятся от поцелуев в губы, а братья обожают своих сестер.
В ее голосе не было слез, но Дон знал, что она сейчас заплачет.
— Лили, ты… ты не наговаривай на себя. Просто очень много загадок во всем этом деле, и ты влипла в самую середину, а я… я слишком долго жил один в глуши. Это я забыл, что…