Операция «Гадюка»

Они замолчали.

Потом в тишине прозвучал голос Егора.

Доктор знал, что он скажет.

– Мне придется... вы можете сделать вакцину для меня?

– Ты не понимаешь, как это опасно!

– Глупости, – сказал Егор. – Здесь все опасно. Но по крайней мере я знаю, ради чего рискую... Альтернативы нет.

– Альтернатива, альтернатива – глупое слово, – проворчал доктор, – всегда есть альтернатива.

– Какая же?

– Я сам пойду, – заявил доктор.

– Ну сколько можно повторять! – рассердился вдруг Егор. – Вас никто не выпустит.

– Любая нормальная беседа состоит из повторений, – возразил доктор. – Люди стараются найти компромисс.

– Что-то я давно не видел таких людей, – сказал Егор. – Сколько у нас еще времени?

– Боюсь, что времени у нас нет.

– Что с вами, Леонид Моисеевич?

– Я боюсь за тебя. И не только из-за вакцины. А потому, что ты окажешься рядом с очень опасными людьми. А мы с Люсей... будем скучать без тебя.

– Это нечестно. Это удар ниже пояса! Так вы сможете приготовить для меня вакцину?

– Все зависит от того, что делает Гоглидзе. И не вернулись ли агенты.

– Думайте, доктор. Что будем делать?

Доктор первым вышел в коридор. Там было пусто. Они пошли к лаборатории. Охранник у входа не обратил на них внимания.

Внутри было пусто.

Гоглидзе сидел за столом, вытянув ноги и закрыв глаза, словно дремал. Но он не дремал.

– У нас доброволец, – сказал Леонид Моисеевич бодрым голосом. – Быстро готовьте приборы. Возьмите у него кровь.

– Он что, с ними пойдет? – удивился Гоглидзе.

– Лаврентий Павлович не сказал, – ответил доктор.

– Мне прикажут, я сделаю, – подтвердил слова доктора велосипедист.

– Тогда сними плащ и закатай рукав рубашки.

Доктор кинулся к столу и стал готовить вакцину. Он внутренне считал до ста и снова начинал считать. Сейчас распахнется дверь и ворвется взбешенный Берия. И тогда никому из них не жить.

Егор снял плащ, кинул его на стул, но шлема не стал снимать, и сабля осталась на поясе.

Гоглидзе взял кровь и протер сгиб руки какой-то остро пахнущей жидкостью.

– Совершенно не понимаю, – повторял он.

Гоглидзе любил ясность. Сейчас все его естество возмущалось неправильностью ситуации, но придраться он не мог. Хоть и помнил, что этот велосипедист неправильно называл шефа.

В отличие от шефа Гоглидзе не был чекистом, и в нем не жило почти генетическое чувство подозрительности. Берия давно бы расстрелял и доктора, и пациента, а Гоглидзе разрывался между подозрениями и верой в гениальность своего доктора.

Егор уселся на стул.

– Ждите, – сказал доктор после того, как Гоглидзе занялся светлой кровью Егора.

Незаметно для себя Егор тоже начал мысленно считать секунды. И страшиться возвращения Берии.

– Вы можете погулять, – с явным облегчением сказал доктор. – Изготовление вакцины требует времени.

– Тогда вы найдете меня там, где мы встретились, – ответил велосипедист, чем окончательно привел Гоглидзе в растерянность. Либо это не простой велосипедист, либо вовсе не велосипедист.

Когда велосипедист вышел, Гоглидзе обратился к доктору:

– Кто он такой? Почему...

Доктор поднес палец к губам.

– Есть вещи, Горацио, о которых простым смертным лучше не знать.

– Почему Горацио? – не понял его Гоглидзе. – Меня Георгием зовут!

– Правильно, Георгий, – сказал доктор. – Следите за приборами. У меня есть теория, но вы должны поклясться рекой Арагви, что не выдадите меня!

– Клянусь мамой! – ответил ассистент.

– Очень хорошая клятва, – одобрил доктор. – Как вы знаете, Лаврентий Павлович отправляет наверх своих агентов. Вы представляете, в какой обстановке они окажутся?

– В какой?

– Вокруг враги, вокруг их все подозревают, задание может сорваться в любой момент. В конце концов, Георгий, может ли рассчитывать Лаврентий Павлович на людей, которых он нашел здесь и подготовил? Что случится с ними, когда они выйдут на площадь Московского вокзала в Ленинграде, где звенят трамваи и гудят автомобили?

– Вы думаете... – Гоглидзе не закончил фразы, потому что не знал точно, в чем же уважаемый батоно доктор подозревает этих шахматистов. Как называл своих агентов Берия.

– Что бы вы сделали на месте Лаврентия Павловича, ну?

– Я бы? Я бы послал людей, надежных сотрудников.

– И много их здесь?

– Совсем не встречаются, – признался Гоглидзе.

Он даже развел руками от безнадежности, он провел в этом мире больше двадцати лет по земному счету и не переставал удручаться, насколько плохо все здесь в Чистилище устроено. Правда, у Гоглидзе была одна мечта – неосуществимая, но сладкая: добраться до Тбилиси, где осталась настоящая жизнь, где вечерами хорошие люди гуляют по проспекту Руставели, где пахнет шашлыками и дорогими духами, по улице скользят дорогие машины и каждому вслед можно сказать «Гоги поехал», «Гиви поехал» с уважением или презрением.

Он понимал, что стоит поделиться мечтой с кем-нибудь в этом проклятом подземелье, как его поднимут на смех. Даже сам Лаврентий Павлович, даже Леонид Моисеевич. Так что приходилось молчать.

Леонид Моисеевич перешел на шепот.

– Лаврентий Павлович решил, – произнес он, – что отправлять сотрудников без наблюдения и, если надо, поддержки слишком рискованно. И тогда решено направить с ними негласно... – На последнем слове доктор сделал значительную паузу.

Гоглидзе уловил ее значение и склонил черную голову.

– Этот сотрудник, – доктор показал на прикрытую дверь, – срочно получает от нас дозу вакцины. Но вы его не видели, я его не видел, и даже Лаврентий Павлович его не видел. Вы меня поняли?

– Конечно, как не понять! – громким шепотом ответил Гоглидзе, потрясенный мудрой предусмотрительностью Лаврентия Павловича.

– У меня есть указание, – закончил монолог Леонид Моисеевич, – сделать все в режиме специального обслуживания. Ни один человек в мире, кроме вас, Георгий, этого велосипедиста не видел. Кстати, это не простой велосипедист, а родственник одного человека из членов Политбюро.