Орудия войны
Шрифт:
— То есть, — осторожно поинтересовалась Саша, — вы сперва видели эти сны, а потом уже встретили нас и поняли, что сны были о нас?
Матрона только слегка улыбнулась.
— К сожалению, Князев едва ли уже будет явлен, что бы это ни значило, — сказала Саша. — Похоже, его время вышло.
— Вчера ночью мы радели о нем. И Святой Дух открыл нам, что однорукий воин восстанет.
— Радели — это молились?
— И молились тоже. Сейчас ты не поймешь, пока рано. Просто знай, что скоро снова сможешь занять свое место за плечом у мужчины, как привыкла.
— Вы будто бы осуждаете это, — пожала плечами
— От бабьей доли ты отреклась, а мужскую долю не тянешь. Потому твое место за плечом кого-то более сильного. Собственной истории у тебя нет. У тебя нет ничего своего: нет народа, нет веры, нет мужа, нет ребенка, нет даже имени.
— Имя-то есть у меня! Александра я.
— Это не твое имя. Ты жидовка, у вас имена другие. Но и еврейское имя, которое ты когда-то носила — это на самом деле имя мертвеца, так ведь? Твои ребята судачат об этом.
— Ну такой вот я несовершенный человек, — Сашу все это чрезвычайно утомило.
— О нет, ты совершенна, девонька. Ты — совершенное орудие, вернее, станешь им в свое время. Да не оглядывайся ты на дверь. Я ведь говорила тебе уже — к великим жертвам никто никого не принуждает. Ты сама найдешь меня и сама себя предложишь, когда будешь готова.
— Вы знаете, — сказала Саша, заправляя волосы за ухо, — я все-таки не совсем по этой части. Я не хочу становиться жертвой.
— Но ты именно по этой части, — ответила Матрона. — Или ты только другими людьми готова жертвовать заради всех?
Уже на подходе к лагерю Саша поняла: что-то изменилось в атмосфере. Словно кто-то убрал невидимый придавливающий их всех к земле купол и пространство наполнилось воздухом. И даже до того, как Саша смогла расслышать слова часового, она уже знала, какую новость он сообщит.
Князеву выделили единственную кровать в единственной избе, которую полку разрешили занять полностью. Он уже сидел в постели и слушал доклад Белоусова. Саша ворвалась в дом, грубо растолкав столпившихся в дверях людей, и бросилась Князеву на шею. Спрятала лицо у него на груди. Он крепко обнял ее правой рукой. Она почувствовала движение его корпуса, рефлекторную попытку задействовать левую руку — и пронзившую его тело боль ощутила как свою. Отстранилась, с тревогой всмотрелась в его лицо.
— Ну будет, будет, — сказал Князев. — Жив я, видишь. Дак и неча по мне реветь. Послушал вот, каких вы дров без меня наломали… Кирилл Михалыч, у тебя все?
— Одно считаю нужным добавить, — сказал Белоусов. — Все решения комиссара Гинзбург были приняты с моего ведома. В мои обязанности входило советовать ей и удерживать ее от ошибок. Ввиду несопоставимости нашего опыта в ведении боевых действий и принятии стратегических решений… если комиссар должна понести взыскание за свои поступки, прошу учесть, что большая часть ответственности за них лежит на мне.
— Да хорош уже рыцарствовать, Михалыч, — отмахнулся Князев. — Я оставил Александру замест себя, значит, ее решения были все равно что мои. Выйдите все, мне надо потолковать с комиссаром.
Саша уселась на шаткий деревянный стул.
— Значит, ты привела нас сюда, — сказал Князев, когда они остались вдвоем. — Боевые потери — восемнадцать человек, не считая раненых, которые умерли в пути. И ты полностью потеряла артиллерию и обоз.
— Все так, — Саша сплела пальцы. —
Это Аглая спасла полк у моста. Если б она не докричалась до антоновцев, мы все бы там и полегли.— Мы говорим теперь о том, что ты сделала, не она. Почему ты не приказала идти на прорыв? Вы ведь не могли знать, что на мосту антоновцы и они пропустят вас. Ты обрекла людей на верную смерть. Почему?
Саша на секунду опустила веки, потом посмотрела своему командиру прямо в глаза.
— Моей целью не было сохранить их жизни. Никогда не было. Моя цель — пятьдесят первый полк должен продолжать служить Революции. Своей гибелью послужить, если потребуется. Стать примером для всех, кто пойдет за нами. Солдаты, бросившие раненых товарищей, прорвавшиеся по трупам своих — они Революции уже не нужны. Революция, ради которой идут на все, перестает быть той Революцией, ради которой стоило идти на все. Это мое решение, и я готова держать за него ответ.
Там, под берегом, Саша говорила, что Князев никогда не бросил бы раненых. Но что бы он в самом деле приказал, если б пришлось выбирать — всем погибнуть или только слабым? Саша не знала. Предпочла бы не знать. Белоусов говорил ей, что практики войны сильно отличаются от красивых лозунгов и героических романов.
— Дак теперь мы все будем держать за него ответ, — сказал Князев. — Наказывать тебя я не стану. Нет нужды. Есть вещи похуже расстрела. Ты и сама знаешь: все, что случится здесь с нами дальше — это последствия твоего решения, — Князев откинулся в койке, и Саша чуть выдохнула. — А пока расскажи про этого Антонова и его окружение. Я уже послал к нему сообщить, что приду завтра на их совет. Что он за человек? В самом деле скорее командир, чем атаман?
— Атаман, изо всех сил старающийся быть командиром, — ответила Саша. — В голове каша у него. Экзальтирован несколько. Типичный эсер, поэт-висельник. Пьет, как уж водится… Но за народное дело болеет, и люди идут за ним.
Саша выложила все, что приметила за деятелями из окружения Антонова. Пересказала, что слышала на советах об ожидаемом нападении казаков и планах по противодействию ему. Изложила, что ей удалось понять о ресурсах, которыми Антонов располагает — в том числе о поддерживающих его хлыстах.
— Хлысты — это занятно, — хмыкнул Князев. — У нас на Костромщине много их было, хоть и пытались они не выделяться в те годы. Их послушать — не от мира сего, блаженненькие. А на деле все у них крепко схвачено. И связи торговые, как у любых старообрядцев, и капиталец еще как водится за ними. Есть тайные хлысты среди попов, и даже, по слухам, среди епископов. Поговаривают, сам Распутин, ныне святой мученик, был из ихних. Вот только чего им надобно, тут черт ногу сломит.
Дыхание Князева стало тяжелым. Саша поняла, что он устал.
— Ладно, пойду, коли отпускаешь, — сказала она. — Дело к ночи, а завтра много работы.
— Аглаю пришли ко мне, — сказал Князев. — Пусть доложится… и за семьей своей завтра же человека отправлю. Не дело это, в такое время не знать, где мои и что с ними.
Саша коротко кивнула и пошла к двери.
— Как же вышло, что ты Ваньку не уберегла? — вдруг спросил Князев. Саша потупилась, не зная, что тут ответить. — Как жить теперь станешь, Александра?
— А я с тех пор и не живу, — ответила Саша, не поднимая глаз. — Я работаю.