Осень
Шрифт:
«Ну, Арно, опять ты уезжаешь, — начала старушка. — Едва появишься — и уже след простыл, будто у тебя в руках огонь».
«Так снова наведаюсь, — я постарался по возможности облегчить расставание. — Может быть, этим же летом».
«Наведайся, наведайся! — старушка сразу повеселела. — Но… не серчай, ежели я тебе кое-что скажу».
Не рассержусь. Пусть говорит смело.
«Видишь ли, дорогой Арно, — прошептала мать, — ежели ты снова приедешь, так приезжай один… как было на прошлое Рождество. Может, это и грешно — так говорить, но что тут поделаешь, золотце мое… Ежели ты приедешь один, так мне это будет двойная радость. Да и отцу тоже. Эта твоя жена для нас больно уж велика
«Довольно хорошо», — попробовал я повернуть все к лучшему.
«Благодарение Господу! Это самое что ни на есть главное».
Вот, примерно, и все, о чем мы с матерью успели в тот раз поговорить, затем меня позвала Вирве: пора было спешить на поезд. Но я все же потом исполнил просьбу матери и сегодня тоже исполняю: иду в Сааре один, без жены.
Вот так. Интересно, что сказал бы этот самый Якоб Лейватегия по поводу моего рассказа, будь он еще в состоянии слышать?
Арно поднимается со скамейки и не спеша оглядывает округу.
— Хо-хо, — произносит он наконец, — солнце заходит, вечер приходит, пора и о ночлеге подумать. Но до этого есть еще немного времени. Если ты не против, расскажу тебе еще немножечко, потом навещу могилку бабушки, а потом — на хутор Сааре.
Арно Тали садится опять на то же место, закуривает папиросу, два-три раза затягивается и продолжает свое повествование. Но на этот раз делает это словно бы против воли, во всяком случае, так кажется поначалу.
— Итак, поехали мы прежде всего опять в Таллинн, оттуда, как и было задумано, в Хаапсалу, затем в Пярну, далее в Курессааре.
Да, Вирве осталась довольна осмотром этих городов, они даже понравились ей, но — как ни странно — она ими быстро пресытилась. Она словно бы уже побывала как тут, так и там. Мне было ясно, что мою дорогую Вирве томит какая-то невысказанная мысль, надо было только дождаться, когда жен выскажет ее. И смотри-ка — это в конце концов произошло.
«Ну вот, — произнесла она однажды вечером, когда мы были в парке Курессаареского дворца, — мы увидели почти все города Эстонии, из тех, что побольше, у нас осталось достаточно времени, чтобы побывать еще и за границей».
«За границей??! — Я испугался. — Сейчас, еще этим же летом? «
«А почему бы и нет? « — спросила она простодушно, словно бы речь шла о Вильянди или Абрука. [47]
Нет, это не выйдет. Во-первых, поездку за границу мы даже и не планировали, во-вторых, времени для этого все же оставалось чересчур мало, в-третьих, для более длительного путешествия отсутствовал такой наиважнейший элемент, как деньги.
Вирве сделала большие глаза, отвела взгляд в сторону, и на ее красивом свежем лице появилась слабая, несколько насмешливая улыбка. «У тебя нет денег? — спросила жена тихо. — Тогда, конечно, дело другое. Но ведь ты жил за границей еще студентом, а теперь, когда у тебя уже служба…»
47
Абрука — небольшой островок, Вильянди — город на юге Эстонии.
Тогда были отцовские деньги, я в тот раз использовал их не по назначению. Не могу же я, в самом деле, теперь снова пойти и… Это был бы неверный, даже постыдный шаг.
Жену никогда не интересовали ни мои доходы, ни мое материальное положение, и вплоть до этого вечера она, вероятно, считала меня достаточно обеспеченным человеком, для которого не имеет значения — одной поездкой за границу меньше или больше. И теперь Вирве словно бы очнулась от этой
иллюзии… конечно, если она вообще поверила моим словам.«Но если мы хотя бы два года как следует поэкономим, — сделал я робкую попытку ее утешить, — средней руки поездка за границу будет для нас более чем возможной».
«Гм… — Вирве медленно повернула в мою сторону свою золотокудрую головку. — Не хочешь же ты сказать этим, что мы в прошлом году сорили деньгами? «
«Нет, этого я сказать не хочу, но…»
«Что еще за „но“?
«Но все же мы можем еще урезать свои расходы».
«Аг-га-а, я уже представляю, как это будет выглядеть. Прежде всего, вышвырнем Марту, потому что убирать комнаты должно хватать сил и у меня. Точно так же обстоит дело и с бельем. Почему не могу я сама чистить и драить? Зачем приготовлять пищу, если она и без того уже готова: хлеб, селедка, килька… на запивку немного снятого молока с рынка — великолепно! И пусть катятся куда подальше все эти портные, портнихи и сапожники! На таллиннской барахолке всякого старья — хоть отбавляй. Не так ли, мой экономный друг? «
На такую грубую издевку я хотел ответить достаточно резко, однако, осознавая, что Вирве для меня — противник неравный, спросил только, откуда ей так хорошо известны правила экономии, можно подумать, будто она когда-то уже прошла соответствующую выучку.
Жена мгновение подумала, прежде чем ответить: «А разве может быть иначе? Разве есть еще какой-нибудь другой путь? «
«Да, есть. Золотая середина».
Тут Вирве и вовсе умолкла. И в то время, как она молчала, я подумал: «Смотрите-ка, Вирве становится в Эстонии тесно! И это — ей, которая до замужества, как она сама однажды мне говорила, удалялась от Тарту не далее, чем до Эльва. [48] Но, как гласит народная пословица, аппетит приходит во время еды».
48
Эльва — местечко возле Тарту.
Все такими же молчаливыми мы вернулись назад к себе домой, и было нетрудно заметить, что наша летняя поездка весила в глазах Вирве немного. Я слышал, да и сам замечал, что из путешествий привозят с собой свежесть и жизнерадостность, однако с моей спутницей жизни дело обстояло как раз наоборот: она стала апатичной ко всем и ко всему, целыми днями лежала на диване, читала и поднималась лишь на время приема пищи.
«Ты что, больна? — спросил я.
«Больна? — ответила она вопросом на вопрос. — С чего ты взял, будто я больна?»
«Ну, эта твоя всегдашняя неподвижность… а ведь на улице такое жаркое позднее лето, еще немного, и оно пройдет. От него надо бы взять, что еще возможно».
«Успеется». — Жена вяло улыбнулась и снова опустилась на подушки. Там она и оставалась вплоть до начала моих занятий в школе. Вирве располнела, и под ее глазами появились мешки.
«Ты все больше полнеешь», — сказал я ей однажды, возвратясь с работы,
«Как так? — Она приподняла голову и подперла щеку рукой. — С чего это мне полнеть? Наверное, ты неточно выразился».
Нет, почему же неточно… Пусть посмотрит в зеркало или попробует надеть на себя какое-нибудь платье прежних времен.
Вирве спрыгнула с дивана и пришла в такое расстройство, что тут же, в моем присутствии, начала примерять какое-то летнее платье, «Господи Иисусе!
— вскричала она. — Меня же разнесло, будто булочницу, ни на один крючок, ни на одну пуговицу не застегнуться. Святое небо, что это значит?! Я так боялась потолстеть! Посоветуй, дорогой мой, что мне теперь делать?»
«Гм… Надо больше двигаться».