Осенняя молния

Ольга вдруг почувствовала что-то похожее на ревность, и тут же обругала себя: какие глупости, право…

— …Вот, кстати, у меня недавно закончился короткий, но совершенно «чумачечий» вирт с парнем из Калуги, — продолжала Лена, — мы даже планировали встретиться «in real life», но отношения зашли в тупик… В общем, что вирт, что реал — все бывает так зыбко и непредсказуемо… А переписки, пусть даже интимные, быстро сходят на нет. Вот только с тобой уж очень затянулось. Как-то не по шаблону у нас все идет. Думала: вот напишу тебе, что я — би и интересуюсь БДСМ, ты мне ответишь: да, я тоже! И тут пойдет как по накатанной: любовь по интернету и прочие гедонистические штучки. Или скажешь: не, я не такая, досвидос. Но пошло совсем по-другому, непредусмотренный вариант номер три. Ты, вроде, не би. По крайней мере, думаешь про себя так. Правда, вот в «тему» пытаешься войти. По твоим словам выходит так.

— Что ты хочешь этим сказать? — немного растерялась Ольга.

— Я удивлена, что мы с тобой, будучи по сути такими разными, продолжаем общаться, причем много и часто.

— Так это разве плохо?

— По-моему, очень даже хорошо.

…Женщины весело рассмеялись и возобновили увлекательную беседу, как обычно, непредсказуемо перескакивая с одной темы на другую. В основном их разговор, как и прежде, крутился вокруг любви и секса, но чем дальше, тем все больше они понемногу расширяли перечень взаимных интересов, требующих досконального обсуждения. И вот уже время сеанса связи перевалило за час… полтора… два… А Оля и Лена все продолжали свой бесконечный диалог, который теперь для нас уже не особенно интересен.

* * *

Утро принесло сообщение от «Тима Лискина». Максим (судя по штампу времени, сидел в интернете заполночь) продолжал негодовать, изливать свою душу и уверять Ольгу в том, что она сделала плохой выбор.

«Я по-прежнему никак не могу понять, что произошло. Ведь все было настолько замечательно и классно для нас обоих. Я не верю, что ты могла просто так взять и вышвырнуть меня за порог, как надоевшего кота, этому наверняка объяснение есть. Но какое? Вместо того, чтобы внятно рассказать, в чем дело, ты отделываешься общими словами, да еще… Ладно, я немного не в адеквате. Но только из-за тебя. Нам ведь обоим не нужно, чтобы кто-то посторонний вдруг начал решать чужие проблемы?»

Ольга перечитала послание дважды, и подумала, а не позволил ли мальчишка себе легкий намек на шантаж?.. Конечно, он вполне уже мог похвастать лучшему другу про связь с «училкой». Вероятнее, всего, друг ему не поверил (я бы точно не поверила, подумала Ольга). Но это действительно ничего не значит: этот друг как-нибудь при встрече с приятелями, где будут обсуждать, чьи ляжки красивее — Танькины или Юлькины, брякнет что-нибудь вроде: «а вот Макс брешет, что трахнул Точилову, нашу классную». Все, конечно, поржут, но слух пойдет. Про слухи, правда, еще Высоцкий в свое время сказал, но некоторым слухам люди очень хотят верить… С другой стороны, у Максима могут спросить: «ну и как оно было?» Что-то уж очень сомнительно, чтобы школьник начал с упоением рассказывать сверстнику о некоторых особенностях своего сексуального поведения. Конечно, никто не будет спорить относительно обратной зависимости между высотой интеллекта и высотой поцелуев, но никто не будет спорить и с тем, что в средней школе и интеллект у учащихся тоже вполне себе средний. А мальчишки-«альфы» либо обладают интеллектом ниже среднего, либо намеренно занижают его, прикидываясь более «крутыми», дабы повысить уровень брутальности и цинизма… А то еще и с уклоном в уголовные понятия. Есть вещи, которые в определенном социуме являются табу, и школьник не имеет права сознаваться, что увлекается ими; отдельные сексуальные изыски как раз к таким табу и относятся. Социум беспощаден, затравить любого мальчишку можно за меньшее, и даже секс ни при чем — Ольга вспомнила случай, когда она еще проходила практику: пятиклассник на уроке литературы расплакался в процессе читки рассказа «Муму», а именно — на эпизоде утопления собачки Герасимом. Мальчик тот был немного нелюдимым, друзей не имел, ни с кем не тусовался, но зато довольно-таки хорошо учился и был воспитанным, вполне нормальным ребенком для своего возраста. Вот только беда — будучи не вхожим в социум в полной мере, он просто не знал, что упомянутые герои Тургенева давно уже перестали быть трагическими фигурами, а превратились в персонажей анекдотов, этакое национальное посмешище, вроде поручика Ржевского и Василия Иваныча с Петькой. Дело кончилось тем, что мальчика перевели в другую школу, некую закрытую гимназию с православным уклоном, но даже туда через какое-то время перекочевала кличка «мумуфил» (спасибо соцсетям), и там из новичка быстро сделали парию… Ольга, будучи школьницей, любила заглядывать в хрестоматии для старших классов, и она тоже плакала над этим рассказом… Но она это делала дома, в одиночестве, так как, находясь в социуме, априори знала, что эмоции надо держать при себе… К тому же социум недвусмысленно давал понять, что упомянутый рассказ суть веселая комедия, и требует соответствующего к нему отношения. Во всяком случае, на людях. Большинство которых — это все те же случайные пассажиры в автобусе, чьи истинные мысли и желания настолько же далеки от сонетов Серебряного века, насколько копошение трупного червя отличается от полета бабочки.

На ум вдруг пришли странный визит учеников на минувшей неделе и обрывки подслушанных мыслей в классе.

«Ну что же, пора и мне возвращаться в общество себе подобных, — подумала Ольга». Не закрывая «ВКонтакте», она начала набирать сообщение другому человеку из числа своих виртуальных «друзей»:.

«Привет!.. Надеюсь, у вас все хорошо, и вы уже готовы принять решение? Тут вот еще какое дело: я угодила в одну не очень приятную историю. Вернее, еще не попала, но могу попасть. И надежда только на тебя. Мы сможем встретиться? Ты ведь приедешь? Выручишь? Уверена, ты сумеешь для меня кое-что сделать…»

Поскольку собеседник находился в офлайне, Ольга закрыла окно программы, выключила компьютер и, совершив ряд привычных действий, направилась на работу. Ничто не предвещало негативных известий, но едва Точилова прошла в кабинет русского языка, ей позвонили. Вынув телефон, Ольга прочитала имя абонента и спешно закрыла дверь класса изнутри, благо пока находилась одна.

А позвонил Сергей. И печально сообщил о том, что у него случилась некая неприятность.

— Так мы сегодня не увидимся? Я правильно поняла?

— Оленька, правильно. Мне сложно объяснить, почему так происходит, но поверь, тебе не надо ни о чем беспокоиться. У меня стряслась проблема, мне придется ее решить, и я с ней буду в ближайшее время справляться.

— Но что за проблема, Серж? Может, я сумею чем-то помочь?

— Ты не сможешь… Оля, прости меня, я не могу и не хочу говорить тебе о ней сейчас… Либо я скажу чуть позже, либо… ты вообще о ней не узнаешь, и она так и останется моей собственной полностью и целиком.

— Послушай, — вдруг начала догадываться Ольга. — А это не связано с… тем случаем?..

— Оля, — перебил ее Сергей, — пожалуйста. Пожалуйста, не надо ничего сейчас говорить. И, прошу тебя, давай закончим разговор, потому что… ну, в общем… никак не получится объяснить…

В голосе Сергея явственно звучала боль, причем как будто физическая. Что ее вызывало? Речь его, обычно ровная, сейчас прерывалась, словно ему трудно было произносить простые слова.

— Хорошо, Серж. Позвони мне, как только сможешь.

— Обыкновенно, — донесся ответ. — До свидания, Оля, я позвоню.

И связь разъединилась. Он сказал «обыкновенно»? Странно, уж не послышалось ли ей? Может, он сказал «обязательно»? Или, все-таки нет?

Точилова просидела минут десять, слегка ссутулившись и почти без движения, зажав телефон в руке. Ей хотелось плакать и бить кулаком по столу. Что же это происходит с ее любимым (да, именно так!) мужчиной, почему опять все идет наперекосяк?

Ладно. Долго так сидеть нельзя. Все же рабочее место, а ученики и без того уже подозревают, что с Ольгой Викторовной происходит неладное. Учительница резко встала, прошла взад-вперед перед доской, надевая на лицо маску холодной и бесстрастной леди, расправила плечи, подняла голову… «(У нее прямо военная выправка… Ходит, как будто лом проглотила…)» — вспомнились чьи-то ментальные реплики.

«Ну и черт с вами, пусть будет лом. Пусть будет военная. На войне, как на войне!»

Ольга прошла к двери кабинета и щелкнула замком. Некоторые из шестиклассников уже приплясывали в нетерпении, когда же их пустят внутрь. Галдя и топая, ученики кинулись по своим местам, швыряя рюкзаки и сумки. Точилова, глядя на них, неожиданно начала успокаиваться. Какие бы грозы ни полыхали сейчас у нее в душе, снаружи все должно выглядеть мирно и безмятежно.

* * *

С каждым днем осень все активнее вступала в свои права, темнота сгущалась раньше, а листвы на деревьях становилось все меньше. Одежды на женщинах, наоборот — все больше. Если ранние сумерки были для него союзником, голые деревья — враждебным фактором, то излишнее количество одежды — почти тупиковой ситуацией. Если еще совсем недавно он мог просто ходить по улице, оценивая потенциальных жертв, то теперь вечера становились прохладнее, а плащи, длинные куртки и головные уборы скрывали от него все особенности женской внешности. Насколько же хорошо жить где-нибудь на юге — в Крыму или на Кубани! Там, конечно, холодный сезон тоже есть, но он не такой адский, да и длится всего месяца два-три, а не семь, как здесь! Прямо хоть перебирайся туда из этого жуткого климата… Но как? Это ведь только на словах просто звучит — «перебирайся», а что на деле? Как быть с работой? Как быть с мамой, которую ведь не потащишь насильно, да и она несколько раз уже говорила, что не подумает сниматься с места? Как быть с жильем? Есть, конечно, наметки, но все они настолько зыбкие и несерьезные, что нет смысла принимать их во внимание.