Ошибочка вышла

Становилось скучно, аргументов никаких, реветь она перестала. А что, спрашивается, ревела-то? Да кто ж её знает эту Мадаму.

— И не ревите, недостаток воды портит кожу. Мне-то не грозит ближайшие лет десять, а по вам уже видно, что сорт не первый, — и пока обладательница айкоса разворачивалась, чтобы высказать всё, что обо мне думает, и прицельно пихнула её пониже спины коленом, привела так сказать в движение, а потом захлопнула дверь не дождавшись матов.

— Да пошли вы! — последнее, что услышала.

Да, мы-то пойдём.

Судя по цокоту копыт, ушла моя лошадка, а я на неё ставила.

Ну повеселились и будет.

Я и правда хотела чего-то горячего, потому что носки всё ещё были сырыми, меня пробирал холод и страшно не хватало уюта, зато стало как-то на душе спокойно, хоть я и понимала, что победа сомнительная и Лев всё ещё в опасности.

Я совершенно не беспокоилась, что его кто-то куда-то уведёт, как телка. Да и не мой он, чтобы уводить. Отсутствие ревности позволило разыграть этот спектакль, а первоначальное раздражение от вида девушки пасущейся у двери — схлынуло, стоило себя отругать за излишнюю эмоциональность. Но почему-то казалось, что неспроста это паломничество к его святым рыжим мощам. Попахивало интригой.

Интрига… Мотя.

Достала телефон и обнаружила что тот вырубился, потому воткнула на зарядку и поплелась ставить воду для супа. С клёцками! Папина мама делала божественные клёцки и я такой суп просто обожала, потому решила, что себя нужно радовать и кинула в воду пару куриных ног, и затеяла заводить тесто.

Включившийся телефон отвлёк.

Это было голосовое. Пересланное мне голосовое из другого чата, где пьяный голос Моти “по секрету” сообщал, что я живу теперь со взрослым мужиком, потому что залетела…

Наверное, у всех бывает этот момент, когда от удивления и обиды сводит нутро и виски, да так сильно, аж голова кружится. И всё что до этого было поворотным моментом в жизни, кажется ерундой.

У меня это случилось в первый раз, по крайней мере так мне показалось. Но в девятнадцать мы склонны к преувеличению? Верно?

***

— Сонь? — голос Льва раздавался откуда-то сверху, я дёрнулась, но подниматься с дивана не стала. — Тут вода выкипела.

Он навис над диваном, опираясь на спинку.

— Привет, жена, — усмехнулся он, глядя на меня без осуждения или обиды.

— Ага… — я как раз переводила Хозяйке Квартиры свои последние деньги. На которые оказалась кинула Мотей.

“Ты хорошо устроилась! А мне где деньги брать? Мне ноут залило насмерть, ну Сооонь! Ты же блок продала. Мы тебе помогли, когда была беда! Теперь у меня беда!!”

А потом:

“Блин… прости меня. Я не хотела, я случайно, я не думала, что это разлетится. Я злилась, прости. Сонь! Сонь? Я такая дура… Я исправлю всё. Я скажу что выдумала! Я скажу!!”

— Там это…

— Обеда не будет, жена тебе пусть готовит, — пробормотала я, чувствуя, что губы слиплись, высохли будто от долгой невозможной жажды.

— Так вроде ты…

— Ой. Просто скажи спасибо, если это помогло…

— Ну я поржал, — Лев протянул руку и потряс меня за плечо. — Ты чего? Случилось что? Чувствуешь себя плохо?

— Нет… да…

Я села, выпрямилась и выдохнула.

— Я могу помочь?

— Да. Приготовь суп.

— Ладно. Я приготовлю под твоим руководством суп, а ты, пожалуйста, объясни, что стряслось.

Я кивнула, ещё не до конца понимая, расскажу я что-то Льву или нет, но пошла за ним, села за стол, уронила голову на руки и стала руководить готовкой, а он послушно всё выполнял.

Ручной миллионер…

В наличии имеется крашеная тёлка…

А у меня предательница-подружка.

Тридцать четыре миллиметра

— Картошку порезать кубиками, — пробубнила я.

— Так?

— Да. Так.

— А моркву?

— Так же.

— А лук?

— И лук.

— И жарить?

— Нет.

— Солить?

— Есессно.

— Перец?

— Нет.

— Понял.

Лев молча делал то, что я просила, и явно ждал начала истории. А я сидела с пустотой на душе и в голове, уверенная, что лучший выход сейчас — это побег, а не ожидание супчика.

Я чувствовала, что прорастаю корнями в этом месте, что за какие-то часы я становлюсь тут своей, что напитываюсь слишком мягкой и тёплой, уютной энергией Льва, который будто очень понимающее солнышко, которое светит туда, куда я иду.

Невыносимое чувство страха, потому что… “Все врут?”... “Все предают…”

— Кто твои лучшие друзья? — спросил Лев, видимо не выдержав тишины.

Я легла щекой на стол, свесила руки и одна из них будто сама упала на живот.

Ты мой друг…

— Папа. Бабушка. Лёха, наверное. Мотя, была.

— И?..

— И всё.

— Тебе не нужны друзья?

— Я не знаю зачем они, если всё что я вижу кругом это товарно-денежные отношения.

— А поддержка?

— Ради сохранения товарно-денежных отношений.

— Мне жаль... — вздохнул Лев, а я подняла на него голову.

— Мне тоже.

А спустя минут пять молчания, я оторвала щёку от стола, встала и принялась чистить морковку для супа, пока Лев чистил лук во второй раковине из-за чего по лицу покатились слезы и стало как-то совсем драматично.

— Я писала маме письма каждый год, — начала я, почувствовав в какой-то момент, что готова. — Милые такие, детские. Мне даже папа помогал. Лет в двенадцать отправила последнее. Ей тогда исполнялось тридцать два и это было моё ей поздравление. И тоже написала, что “мне жаль”. А потом она появилась в моей жизни, чтобы стать подружкой. А мне подружка была… не нужна. И как будто что-то сломалось внутри.

Друзья-мальчишки к тому моменту стали разбредаться. Кто-то нашёл себе девчонку и она запрещала со мной дружить из ревности. Кто-то просто нашёл более интересную компанию. Я сначала плакала и обижалась смертельно, а потом стала думать, что найду своих позже. В институте. Папа часто говорил, что в институте с этим проще, что там все “по интересам”. А какие интересы? Я поступила в Скучный* институт, на Скучный факультет. Потому что это было единственное бюджетное место, а напрягать папу я не хотела.