Осколки любимого сердца

Оратор воздел руки к потолку и с пафосом воскликнул: «Это ведь возвращение к самой Природе! Может, даже больше, возвращение к Матери-Природе!» Я очнулась и начала внимательно слушать.

«Суть» нового религиозного учения, которое нес в массы господин в пурпурной тоге, заключалась в следующем.

Мир грязен, а люди, живущие в нем, влачат жалкое существование. Это существование — нелепая преграда для быстрого перемещения в рай, обитатели которого ждут не дождутся, когда все мы, сидящие в этом зале, распродадим свое имущество и, освободившись тем самым от всего земного («очистившись» — несколько раз повторил Виссарион), присоединимся к ним, чтобы слушать пение птиц и купаться в прозрачных водах Эдема тысячелетиями напролет…

— День заканчивается, и с ним должна закончиться твоя жизнь. Ты смотришь на чистый восторг рыбки, плещущейся в пруду, зыбкий, ненадежный, каким и должен быть восторг, — а ты сможешь обрести вечный восторг небытия, — закрыв глаза и раскачиваясь, уговаривал нас Виссарион.

Казалось бы, для того чтобы окончательно уверить нас в правильности своей идеи, «гуру» в пурпурной тоге должен был вот сейчас, не сходя с места, совершить публичный акт самосожжения или харакири. И, умирая с блаженной улыбкой на устах, личным примером доказать нам, сидящим в зале, преимущества «того» света над этим.

Но не тут-то было. Оказывается, согласно учению «Новой жатвы», на тот свет надо перемещаться не просто распродав подчистую свое имущество, но и передав вырученные деньги (ну, или само это имущество) лидерам секты. Зачем? Все просто. Лидеры секты во главе с Виссарионом покинут этот мир самыми последними.

— Как капитаны уходят с тонущего корабля последними, так и я не найду себе покоя, пока не препровожу в рай всех вас, — заверял Виссарион, закатывая к небу плутоватые глаза.

В общем, я очень быстро разобралась, что пресловутая «Новая жатва» представляет собой обыкновенный лохотрон. Очередной сравнительно честный способ отъема денег у населения. Ведь пожертвования предлагалось вносить добровольно, в качестве «благотворительного взноса» — ни один суд потом не примет к рассмотрению дело о том, что потерпевшего обманули!

Я смотрела на людей, а люди, в свою очередь, не отрываясь, смотрели на сцену, где неистовствовал харизматичный Виссарион. Большинство слушателей, особенно те, кто был одет победнее, вслушивались в его слова с выражением сочувствия, понимания и даже мечтательности. Да уж, чего проще? «Умереть, уснуть» — да еще имея при том гарантированный билет прямо в рай — и забыть о своих проблемах, о маленькой зарплате, о больных детях, пьющих мужьях, болезнях, долгах…

Мне вспомнилась история, рассказанная когда-то моим бывшим комвзвода майором Сидоровым. Лет десять-двенадцать назад на улицах нашего города было не протолкнуться от адептов самых разнообразных сект и конфессий. Видимо, поветрие такое было на тот момент — домогаться на улице милости у всего, что движется. Так уж получилось, что мой комвзвода неизменно становился объектом их пристального внимания. Вербовщики душ человеческих были хитры, настырны и обладали стойким иммунитетом к посыланию на ограниченное количество букв, что майор Сидоров проделывал с ними постоянно.

Когда же Сидорову окончательно надоело объяснять им, что все их слова и уговоры ему глубоко по фиг, и если они не отстанут, то будет проверка на способность подставлять правую щеку, что… В общем, майор Сидоров решил придумать кардинальное противоядие. И придумал: не говорить. Ничего. Вообще. Использовать силу печатного слова…

И когда к нему в очередной раз с дебильными улыбками на лицах подошли два молодых человека: «Здравствуйте! Мы из Церкви новейших христиан! Мы хотели бы вас пригласить…» — он молча полез в карман и протянул каждому маленькую, размером с визитку, картонку, на которой было напечатано четыре строчки:

1. Я не ем Гербалайф!

2. Бога нет!

3. Ад примет всех!

4. Верни бумагу и ступай с миром!

Результат превзошел все ожидания… Удивление от нестандартного поведения жертвы сменилось возмущением от прочтения первого пункта, а освоение следующих дало осознание, что ловить нечего: если уж жертва не поленилась специально для них заготовить такое!

…Тем временем в зале из динамиков зазучал металлический голос, отсчитывающий по-английски «один… два… три… четыре… пять…», и заиграла музыка. Оказывается, то был гимн организации, при прослушивании которого надо хлопать в ладоши. Особо «продвинутые» начали в экстазе топать и приплясывать — ну в точности как в сообществах доплеменного строя, живущих где-нибудь в Австралии или Океании! Во время плясок-трясок вокруг костра, скандирования речитативов человек сливается с общей массой, теряет индивидуальность, он осознает происходящее, но ничего не может с собой поделать.

Даже не верилось, что я нахожусь в самом центре России и живу в цивилизованный век атома и нанотехнологий!

«Какой-то массовый психоз», — подумала я и сама сначала не заметила, что тоже начинаю притопывать… Попалась!

Находиться в этом зале дальше не имело смысла — общее представление о том, как действует секта, я уже получила, а пробиться за кулисы к организаторам, чтобы задать им пару-тройку вопросиков, возможным не представлялось: охрана у сцены стояла такая, что ей бы позавидовал и сам американский президент.

Я снова вышла в холл и остановилась возле благостного вида тетки, одетой в широкую вытянутую кофту с двумя раздутыми от брошюр карманами. Она тоже была последовательницей «Новой жатвы» — это можно было понять именно по этим книжицам, которые тетка продавала за весьма, кстати, немалые деньги всем желающим.

— Купите, девушка, — ласково предложила она мне. — Здесь вы найдете ответы на все вопросы! И советы на тему, как совершить невозможное!

— Вот как? И даже рецепт вечного двигателя есть? — спросила я.

Улыбка на ее лице не дрогнула.

— Вы так шутите, потому что еще не отреклись от всего земного. А я вот — отреклась и так счастлива!

— Что ж, давайте, попробую и я стать счастливой, — сказала я. — Куплю у вас с десяточек проспектов, предложу знакомым, кто знает, вдруг ваш гуру и в самом деле обеспечит им спасение…

— Он и в самом деле обеспечит, — заверила она меня.

— Всем?

— Всем.

— И детям?

— Да… То есть на собрания детей мы, конечно, не можем приглашать, по закону не имеем права, но брошюрки раздаем. Приходят, берут.

Я испытала острое желание от души врезать в это тупое, ухмыляющееся лицо. С каким самодовольством говорила она о детях, в души которых «Новая жатва» по капле вливала свой яд! Только сознание, что стоящая передо мною тетка, наверное, тоже потенциальный пациент психиатрической клиники, остановило меня от шага, столь естественного, но могущего вызвать шум.

— Правда, не все нас понимают, ох, не все, — продолжала она говорить все с той же прилипшей к губам улыбкой. — Не всем такое дано, как тому мальчику, что его тетка гардеробщицей у нас тут работала всю зиму, — она махнула рукой в сторону торчащих в глубине холла голых вешалок. — Теперь-то, понятное дело, лето, ну Галину и уволили. А когда она работала, то мальчик к ней приходил. Племянник. Хорошенький такой мальчонка, просто загляденье, как картинка… Ну и взял у меня несколько брошюрок… И не зря взял! Я еще тогда подумала — глазки-то какие умные у мальчика. Ну а через несколько дней…

— Что? — спросила я, чувствуя, как холодеют и подрагивают у меня руки.

— Переселился мальчишка… Сам очистился, сам из грешного мира ушел. Молодец, проникся идеей — и переселился. А вот я, — она доверчиво наклонилась ко мне, обдав меня запахом давно не мытых кожи и волос, — а вот мне, вы знаете, все как-то смелости не хватает… Может быть, я еще не готова? Как вы думаете, а?

Хотелось мне посоветовать ей принять яду крысиного пару килограммов, не раздумывая.

Но заканчивать разговор таким образом было бы, мягко говоря, невежливо. Но все, что мне было нужно, я уже узнала. А отказать себе в маленьком удовольствии дать этой карге единственный совет, которого она заслуживала, так хотелось. И я поторопилась пересечь холл и найти ту самую уборщицу с недовольным лицом, которая обозвала членов «Новой жатвы» могильщиками и посоветовала мне держаться от них подальше.