Основной закон 2

– Скорее, выпнули, - скептически хмыкнул Валерик.
– Почуяли удобный случай. Ты же видишь – она едва жива. Там истощение всего организма, при том что никаких телесных повреждений нет ни снаружи, ни изнутри. А как она к тебе попала?

– Два дня назад меня вызвали в деканат. Дали поручение: съездить на адрес. Я взяла такси, поехала. А там сунули бумагу, заставили расписаться и выкатили каталку. А на ней…

Вероника не смогла договорить, разрыдалась. Валерик же внутренне усмехнулся: и это в точности, как год назад. Разве что повод иной. Поднялся с места, подошел к девушке, притянул за плечи к себе. Только шептать на ухо утешения не стал: он не знал, как можно утешить в таком случае. А Вероника говорила и говорила сквозь слезы:

– Я её с трудом узнала. А ей даже одежду не дали, только драную простыню с черными штемпелями. Таксист везти не хотел, пришлось втрое заплатить. Потом оказалось, что её и везти-то некуда. Они с бабушкой квартиру приватизировать не успели. А как Иринка пропала, так и бабушку вскоре похоронили, квартира государству вернулась. Пришлось сюда везти, больше некуда. Я ведь ничего этого не знала. То есть, догадывалась, звонила несколько раз, но никто не ответил. Да мне еще и намекнули в конторе: мол, не ломай себе карьеру. А теперь… Господи, я так виновата! Перед ней, перед тобой, Валера, перед совестью своей… Идиотка, хотела конкурентку убрать. Вот, убрала. Теперь у меня ничего нет. Ни подруги, ни тебя, ни дара, ни будущего.

Она всё говорила, словно бы исповедовалась, словно стремилась враз выплеснуть всё, что за год скопилось в душе. Валерик слушал, гладил девушку по голове, молчал и думал о том, что вряд ли можно было наказать Веронику сильнее.

Бомкнули часы в гостиной. Вероника, уже немного успокоившаяся, подхватилась:

– Пора Иринку мыть и кормить. Ты посиди в гостиной, я сейчас.

Валерик поднялся:

– Я сам сделаю.

Вероника сжалась от этих слов как побитая собака.

– Не думай, я не потому, - объяснил Валерик.
– Хочу еще раз посмотреть: может, что-то смогу разглядеть, может, всё-таки есть хоть какая-то надежда. К тому же я как раз патронажем себе на жизнь зарабатывал, навыков хватает. Идем, побудешь рядом.

Видеть Иринку в таком состоянии, а, тем более, прикасаться к ней, было тяжело. В первый раз помогла надежда на чудо. Сейчас же только и оставалось, что вновь зажаться в кулак, отключить все чувства и эмоции, и делать дело. Валерик бережно обмывал тело, когда-то принадлежавшее любимой девушке, менял подгузник, поил, кормил, и всё пытался разглядеть хоть одну искорку разума, за которую можно было бы зацепиться. Он закачивал энергию – в руки, в грудь, в голову, и спустя минуту всё исчезало бесследно, не задерживаясь ни в одной точке. Можно было попробовать разом выплеснуть весь запас, но Валерик не решался: кто знает, найдется ли у Вероники достаточно продуктов, чтобы потом восполнить потери. Но это был шанс, и его следовало использовать. Хотя бы попытаться.

Ночевать Валерик остался в квартире Усольцевых. Он порывался было уйти, снять на ночь квартиру, но Вероника в два счета доказала ему, что это нелогично и даже глупо. Во-первых, уже поздно, во-вторых, на утро всё равно придется возвращаться сюда же. А в-третьих, нет смысла тратить деньги, когда можно устроить ночлег бесплатно и буквально не сходя с места. Она ловко разложила в гостиной диван, застелила его чистым бельем и, пожелав спокойной ночи, удалилась к себе.

День был утомительным, даже выматывающим, но стоило Валерику лечь в постель и чуть расслабиться, как началась сущая пытка. Едва он закрывал глаза, едва погружался в зыбкое состояние меж сном и явью, как перед ним появлялось лицо Иринки. Веселой, оживленной, какой она была год назад. Она улыбалось и с этой улыбкой начинала превращаться в ту почти что мумию, что лежала сейчас в дальней комнате. Исчезали роскошные рыжие волосы, становились бессмысленными глаза, а из уголка рта принималась течь струйка слюны.

Эта картина была настолько живой и ясной, что Валерик подскочил, содрогаясь от ужаса, с трудом отличая сон от яви. Придя в себя он снова попытался лечь и уснуть, но та же картинка повторялась вновь и вновь. Валерик сходил в ванную, ополоснул холодной водой лицо, чтобы смыть, уничтожить жуткое видение – не помогло. Стоило закрыть глаза, как всё начиналось сначала. В конце концов, он оставил попытки уснуть и просто лежал на диване, бездумно пялясь в потолок.

Из этого полузабыться его вывели тихие шаги. Он повернул голову: рядом с диваном, завернувшись в простыню, стояла Вероника. Даже в сумраке июньской ночи было видно, как трясёт её нервной дрожью.

– Мож-жно я пол-лежу рядом? – стуча зубами выговорила она. – Мне с-страшно, В-валера. Едва глаза з-закрываю, как Иринка п-приходит. Так-кая, как раньше, улыб-бается, только глаза п-пустые, ж-жуткие. Я вч-чера ночь не спала. Над-деялась, что сегодня б-будет легче.

Валерик молча подвинулся на диване. Вероника прилегла на бок рядом, прижалась к нему спиной, и теперь он чувствовал её всю, дрожащую, сжавшуюся в комок. Он обнял девушку, притянул поближе. И она постепенно расслабилась, успокоилась, вытянулась, пару раз тихонечко всхлипнула и ровно засопела. И Валерик мало-помалу заснул, теперь уже без кошмаров.

Разбудили его запахи кофе и яичницы. Валерик поднялся, оделся, свернул постель и отправился на кухню. Там между столом и плитой порхала Вероника. Сегодня она выглядела намного лучше.

– Доброе утро, Валера, - улыбнулась она. – Умылся уже? Вот и замечательно. У меня как раз всё готово.

Она сгрузила со сковороды в тарелку шипящую яичницу.

– Садись за стол. Тебе чай или кофе?

– Пожалуй, кофе.

– Отлично.

Вероника принялась колдовать с туркой, а Валерик пододвинул к себе тарелку, взял ломоть свежего хлеба и с аппетитом принялся за еду. Переживания переживаниями, а потребностей организма никто не отменял. Да и восполнять энергию необходимо.

Едва он закончил с яичницей, как перед ним вместо пустой тарелки появилась большая чашка с кофе. Валерик потянул носом:

– С корицей?

– И с апельсиновой цедрой, - похвасталась Вероника. – Что я действительно хорошо умею, так это варить кофе.

Выставила на стол блюдо с печеньем и села напротив со своей кружкой. А Валерик, прихлебывая по глоточку действительно превосходный кофе, начал прикидывать: вчера печенья не было, и хлеб в бутербродах был другой. Успела с утра сгонять в магазин? Ради меня? Зачем? Ей что-то нужно?

Додумать мысль он не успел.

– Я вчера за тобой наблюдала, когда ты Иринку обмывал, - начала Вероника. – Ты ведь что-то придумал, да?

– Есть одна мысль, - признался Валерик. – Но получится что-нибудь или нет – не знаю. Надо пробовать. А для этого нужна энергия. У тебя есть пельмени?

– Есть!

Вероника улыбнулась.

– Я с утра сбегала в магазин и купила пельмени. Тебе хватит для начала пары килограмм?

Валерик погрустнел:

– И ты туда же! Интересно, кто на этот раз был источником информации?

– Хочешь верь, хочешь не верь – брат. Он в участковых служит, и всяких историй наслушался выше крыши. Вот один из, так сказать, клиентов и рассказал про парня, который вылечил пахана, а потом слопал десять килограмм пельменей. Сам он не видал, но в их среде такая байка ходит.

– Тогда ставь воду, вари сразу всё. Я и сам собирался за пельменями идти. Как будут готовы, так сразу и начнем.

Глава 17

Небольшой тазик горячих пельменей стоял, накрытый крышкой, на сервировочном столике. Валерик присел на стул рядом с кроватью. Подготовил руки, операционное поле. Сосредотачиваясь, прикрыл глаза. Прогнал прочь всё, что могло помешать: эмоции, чувства. Согнал в руки энергию и разом, одним выплеском направил её в лежащее перед ним тело, в голову. Увидел, что весь объём черепной коробки заполнился золотистым сиянием, и сбавил обороты. Потребовалось какое-то время на то, чтобы приноровиться, и добавлять ровно столько энергии, сколько рассеивалось. Одно плохо: к этому моменту добавлять было уже нечего, а желудок принялся выводить голодные рулады.