Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие
Шрифт:
Национально-культурная специфика норм и стереотипов поведения отражена в разного рода вербальных и невербальных актах носителей языка, и по этим актам ее можно попытаться реконструировать.
5.2. Национально-культурная обусловленность жизненных установок и поведенческих стереотипов в языковом менталитете
А. Вежбицкая была, по-видимому, одной из первых, кто предложил и разработал целую исследовательскую программу реконструкции национально обусловленных норм и стереотипов поведения, опираясь на данные национального языка.
А. Вежбицкая опирается на общеизвестный факт существования в разных культурах различные обычаев и общественных установлений, у которых есть обозначение в каком-то одном языке и нет в других языках. Так, она рассматривает немецкое существительное Bruderschaft 'брудершафт', буквально 'братство', которое «Немецко-английский
Аналогичным образом не случайно то, что в английском языке нет слова, соответствующего русскому глаголу христосоваться, толкуемому «Оксфордским русско-английским словарем» как «обмениваться троекратным поцелуем (в качестве пасхального приветствия)», или то, что в нем нет слова, соответствующего японскому слову miai, обозначающему формальный акт, когда будущая невеста и ее семья в первый раз встречаются с будущим женихом и его семьей.
В японской культуре, пронизанной разнообразными формами ритуализованного поведения, нет понятия 'любовь' в нашем смысле, и брак там редко связан с любовью вообще. Целый комплекс поведенческих норм и жизненных установок японцев, связанный с предварительным сговором родителей брачующихся, определенного рода «расчеты» по этому поводу, да и сам институт такого брака, чем-то напоминающий наш брак по расчету, но скорее, не по собственному расчету, как у русских, выражается понятием miai. При этом слово miai отражает не только наличие определенного общественного ритуала, но также и определенный способ мыслить о важных жизненных событиях.
Очень важно, что все относимое к материальной культуре, к общественным ритуалам и установлениям, относится также и к ценностям, идеалам и установкам людей и к тому, как они думают о мире и о своей жизни. Одной из определяющих черт языкового менталитета в области сферы поведения является само наличие определенной номинативной единицы (слова или выражения), связывающей целый комплекс национально-специфичных мотивационно-прагматических («жизненных») установок и поведенческих норм.
Показательны в этом плане слова, являющиеся общим обозначением какого-либо вида поведения. Так, Анна А. Зализняк анализирует значение базового для русского речевого поведения слова общаться. Как выяснилось, это слово весьма специфично и плохо поддается переводу. Можно указать по крайней мере две особенности, отличающие слова общение и общаться от их переводных эквивалентов (напр., англ. communication, to communicate, contact, to contact) и русских квазисинонимов контакт, коммуникация, контактировать. Первая состоит в том, что глагол общаться (а вслед за ним и существительное общение) несет в себе идею очень неформального взаимодействия, «человеческого тепла»; вторая состоит в том, что общаться в современном языке имеет референцию к конкретному процессу.
Общаться по-русски значит приблизительно 'разговаривать с кем-то в течение некоторого времени ради поддержания душевного контакта'. При этом разговор, составляющий содержание общения, не обязательно должен быть «о главном» – речь может идти в том числе и о пустяках; так как главное в общении – именно поддержание контакта, ощущения общности. Слово общаться содержит, кроме того, идею некоторой бесцельности этого занятия и получаемых от него удовольствия или радости (ср. устойчивое сочетание радость общения, а также характерные фразы типа С ним общаться – никакого удовольствия; Ты получишь большое удовольствие от общения с ними и т. п.). Заметим, что обсуждаемое значение у слова общаться появилось относительно недавно. Современный язык свободно допускает употребление этого глагола в актуально-длительном значении, ср.: Что делает Маша? – Она в соседней комнате общается по телефону с Петей; сейчас она дообщается и придет [Зализняк, Левонтина, Шмелев 2005: 36].
Не менее характерны и слова, обозначающие отдельные виды речеповеденческих актов, специфичных для данной культуры. Например, нетрудно вообразить, что понятие о том, что нехорошо напоминать другому человеку о том хорошем, что ты ему сделал, может присутствовать во многих культурах. Но только для русского языкового менталитета этот поведенческий стереотип оказался настолько важным, что в русском языке возникла специальная лексическая единица для выделения, акцентирования именно данного блока смыслов из всего семантического пространства, охватывающего область этических представлений, – попрекать / попрек.
В книге Анны А. Зализняк, И.Б. Левонтиной и А.Д. Шмелева справедливо указывается, что наличие подобной единицы в языке вовсе не должно истолковываться как свидетельство особенной склонности русских к попрекам. Как раз наоборот, оно свидетельствует о том, что согласно отраженным в русском языке этическим представлениям человек должен великодушно избегать высказываний, которые могут выглядеть как попреки, и, сделав кому-то добро, не напоминать об этом. О том же говорят и многочисленные пословицы: Лучше не дари, да после не кори; Своим хлебом-солью попрекать грешно и т. д. Именно поэтому русский человек болезненно реагирует, когда ему кажется, что его попрекают, и русский язык даже располагает специальными средствами для обозначения этой этически неприемлемой ситуации.
Кроме того, слово может отражать специфику социальных ролей в поведении, статусные отношения между говорящими. Так, надерзить, в отличие от нахамить, имеет только один вектор – от младшего к старшему (сын может отцу надерзить, а отец сыну – нет), а наорать – наоборот: учительница может наорать на ученика, а ученик – нет. Очевидно, что именно эта сфера имеет значительный потенциал для национально-специфичного выражения сферы мотивации говорящего – оценок, позиций, мнений и пр.
Особую роль в языковом выражении национально-специфичных жизненных установок и норм поведения играет особая группа так называемых дискурсных слов («мелкие слова», по выражению Л.В. Щербы) – разного рода модальных слов и частиц, оформляющих отношение говорящего к содержанию высказывания. Суть в том, что эти слова выражают поведенческие установки говорящего («жизненные установки», в терминологии А.Д. Шмелева). Частое спонтанное употребление такого слова приводит к тому, что человек как бы сживается с этой установкой. Ср., например, частотное употребление в нашей разговорной речи слов, которые дезавуируют реальную модальность сообщаемого говорящим и демонстрируют его уклонение от «ответственности за событие» – типа, вроде, как бы.
Важность этих слов в плане национально-культурной обусловленности поведения подчеркивается в книге Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева: «Мелкие слова» такого рода обычно оказываются трудно переводимыми на другие языки. Это не означает, что никакой носитель иного языка никогда не может руководствоваться выраженными в этих словах внутренними установками. Но отсутствие простого и идиоматичного средства выражения установки, безусловно, бывает связано с тем, что она не входит в число культурно значимых стереотипов. Так, конечно, носитель, скажем, английского языка может «действовать на авось», но важно, что язык в целом «не счел нужным» иметь для обозначения этой установки специального модального слова [Булыгина, Шмелев 1997: 494].
Именно словам типа авось и посвящает свое исследование А.Д. Шмелев. Знаменитое «русское авось» обычно переводится на западноевропейские языки при помощи слов со значением 'может быть, возможно'. Однако авось значит вовсе не то же, что просто «возможно» или «может быть». Если слова может быть, возможно и подобные могут выражать гипотезы относительно прошлого, настоящего или будущего, то авось всегда проспективно, устремлено в будущее и выражает надежду на благоприятный для говорящего исход дела. Впрочем, чаще всего авось используется как своего рода оправдание беспечности, когда речь идет о надежде не столько на то, что случится некоторое благоприятное событие, сколько на то, что удастся избежать какого-то крайне нежелательного последствия. О человеке, который покупает лотерейный билет, не скажут, что он действует на авось. Так, скорее, можно сказать о человеке, который строит атомную электростанцию без надлежащих мер защиты или экономит деньги, не покупая медицинской страховки, и надеется, что ничего плохого не случится.