Останови моё безумие
Шрифт:
Если бы… Если бы эта сестра не была самым дорогим и самым важным в твоём мире человеком, если бы сама мысль о её боли не делала настолько больно тебе. И если бы я не любил её. Эта последняя и самая кощунственная мысль просто не имела права на существование в моей голове: я не мог не любить Миру. Не мог.
Поэтому пусть мои слёзы орошают её больничное одеяние, пусть она видит и чувствует мою беспомощность воочию, чем это предательское оцепенение, чем это искусственное безразличие.
– Мира. Мира, Мира, Мира. Господи, Мира! Что с тобой?
– я поднимаю голову и замечаю, что жадно обхватываю сестру руками, комкая одеяло, чтобы удерживать её за талию.
– Скажи мне, скажи, что?
– я перебегаю взглядом по её
– Пожалуйста…
– Всё хорошо, Влад. Правда, всё хорошо. Ты зря… - Я не выдерживаю и порываюсь встать, когда улавливаю лёгкое движение её руки, она тянет свою хрупкую ладошку к моим волосам, но я пряну, не желая поддаваться. Буквально спрыгиваю с кровати, мгновенно выпуская из своих объятий Миру, не успевшую договорить свою ложь, так и застывшую с повисающей в воздухе рукой и невольно охающую.
– Молчи! Замолчи сейчас же! Ты врёшь! Ты всё врёшь!
– я беспорядочно хожу кругами по палате, непомерно сужающейся в моих глазах, поэтому мои шаги всё убыстряются и убыстряются, словно я хочу успеть сделать их как можно больше, чтобы как можно больше успокоиться и не говорить с ней таким тоном, не обвинять её. Но продолжаю это делать.
– Ты упала в обморок, Мира!
– я запускаю пальцы в волосы, они застревают в них на какое-то неопредёлённое время, пока я собираюсь с силами составить следующую фразу, слишком расстроенными оказываются мои чувства, мой собственный разум засасывает меня в беспросветный хаос.
– Не приходила в себя! Как ты можешь? Даже в больнице, не приходила! Ты врёшь мне. И вчера, вчера тоже врала. И Олег! Почему? Почему?
– Я оборачиваюсь, смотрю ей прямо в глаза, и меня пугает их выразительность, потому что я вижу в них… радость.
– Просто скажи мне правду, пожалуйста, - я встаю на колени подле её кровати и беру её руки в свои ладони, в который раз, удивляясь их не остывающей холодности. Я грею её маленькие ладошки со слабыми, безвольно загибающимися пальцами между своих ладоней, грею их своим дыханием, но не отрываю взгляда от глаз Миры, всё так же взирающей на меня с полуулыбкой, задумчивой и жестокой.
– Пожа… - не успеваю выговорить ещё одно «пожалуйста» - умоляющее и преклонённое, как она отвечает:
– Я беременна, Влад.
====== Глава 38 ======
Комментарий к Глава 38 Обещаю ответить на все отзывы сегодня вечером, простите за задержку главы. Люблю всех, кто ещё с нами)))
МИРА.
Я поднимаю край одеяла, и Влад молчаливо взбирается на больничную кровать: очень ловко взбирается. Слышу, как непривычно и необычно шуршит ткань болезненно белоснежной простыни: шуршит и мнётся. Это просто посторонние звуки, неожиданно привлекшие моё внимание, чтобы отстраниться от собственного, стука бешено колотящегося сердца. Так бывает.
Я слышу между нами возникшую тишину: она умело маскирует глубокомысленное молчание. Ведь это не всегда одно и то же.
У меня нет мыслей, поэтому молчит только Влад: я слушаю ЕГО тишину. Он словно окутан непроницаемой, умиротворяющей, влажной дремотой. И эта влага соленая. Не на моих щеках.
Я не в силах нарушить этот момент первой, поэтому мои губы по-прежнему ничего не произносят, молчание вязкой нитью перетекает от Влада ко мне. Эта невидимая нить соединяет нас, аккуратно и неспешно проделывая стежки, в то время как моя левая рука сцепляет свои пальцы с его правой рукой, в то время как моя правая рука зарывается в отросших прядях его склоненной к моему плечу головы.
– Это хорошо?
– спрашивает, голос его необыкновенно тих и непослушен, губы самовольно приспустили больничную робу с моего плеча и теперь пишут на моей холодной коже произнесенную фразу по буквам.
– Хорошо. А ты любишь детей? - мой ответ получается в точности таким же, каким был
его, несколько недель тому назад при моей первой и неудачной попытке открыть ему правду. Я невольно улыбаюсь, не переставая гладить его мягкие волосы, удивительно умиротворяющие меня, дарящие мне ощущение покоя.– Не знаю, - с нами происходит тривиальная вещь, которая называется простым словом взаимопонимание. Я начинаю улыбаться шире и радостней на короткий сокровенный миг, переставая задумываться о туманности нашего будущего, о статистике рождаемости детей “близких” родственников с инвалидностью, и полностью отдаюсь моменту нашего общего счастья. Его губы все ещё пишут повторяющиеся ответы на моей оголенной коже, непрерывно покрывая ее мельчайшими мурашками, составляющими единую дрожь моей... нашей всепренадлежности Владу.
– А ты? - ещё три буквы выводят его губы, а я откровенно смеюсь этой игре фраз, уже заранее зная правильный ответ, хотя не пытаюсь нарушить правила игры и произношу совсем иные слова, просто потому что помню.
– Наверное, да, - только после этого ответа Влад подтягивается выше ко мне, несколько мгновений избегая со мной перекрещивающегося взгляда, но когда, утомив меня ожиданием долгих неоконченных секунд, он, наконец, смотрит в мои глаза, на самом деле заглядывая только в душу: он улыбается. Я вижу влажный блеск под его ресницами, вижу лихорадочное метание зрачков, и мои глаза не желают оставаться сухими, и мой взгляд не может сосредоточиться на какой-то одной частичке его, но наши губы гораздо разумнее нас самих, они встречаются на полпути наших незавершенных улыбок, наших не скатившихся вниз слез. Мы не целуемся, едва ли касаясь друг друга по-настоящему, но Влад уже пишет на моих дрожащих половинках - «Мы справимся». И я верю в это, верю в своего художника, избравшего мое тело - меня, своим полотном.
ВЛАД.
Обратный путь по больничному коридору по направлению в кабинет к главврачу кардиологической клиники Олегу Юрьевичу оказывается вдвое короче, чем этот же путь в направлении палаты сестры получасом ранее. Ощущения могут быть обманчивыми из-за разрозненных чувств.
Каждый шаг отзывается новым волнением в душе и самый шаг этот просто еще одно количественное числительное в копилку уже рассчитанных шагов. Сто двадцать три плюс один - добавляющий радости, сто двадцать четыре плюс один - расширяющий губы в счастливой улыбке. И еще один, и еще, и еще...
Радость? Что ощущает мужчина, который узнает, что станет отцом? Мужчина. Он ощущает себя мужчиной. В точности как я, двигаясь по этому заколдованному коридору. Первобытный инстинкт царапает на груди фразу:
«У тебя будет сын».
А щемящее чувство нежности к любимой женщине в этой же самой груди отстукивает пульс словами:
«Твоя Мира подарит тебе дочь».
В меня странным образом вмещается удивительный спектр эмоций от нейтрального красного окружающего мое минутное оцепенение до более тёплого к солнечным бликам фиолетового - такого же обжигающего, как и мой страх.
Во мне бурлит плохо контролируемая радость, вырывающаяся на волю нездоровой улыбкой, обнажающей зубы. Счастье от обычности накатывающего волнами счастья, простоты этой суровой откровенности моей судьбы.
Но более всего мои мысли занимает страх.
Страх. Страх. Страх. Страх...
Снег кажется мягким и робким, такими же кажутся и взгляды сестры, которые она бросает в мою сторону, с немного смущённой улыбкой и с присущей ей одной детской грациозностью прижимая подбородок к левому плечу. Мы с Мирой одни в машине: движемся с безопасной для ребенка скоростью, а именно, дрожащая стрелка спидометра указывает на тридцать километров в час. Салон благоухает ароматом лавандового масла и листьев зеленого чая, по достоверным источникам, благотворно влияющими на развитие плода в первый триместр и Мира попадает в эту категорию: она на десятой неделе.