Останови моё безумие

– Влад?
– не открывая глаз, чтобы не спугнуть эту негу рассвета в своём теле, полушепотом позвала брата.

Ответом мне послужили развеявшие остатки дремы молчание и одинокая тишина.

Я хотела сделать ещё одну попытку, но пустота моих мечтаний вырвала вздох сожаления и с всё ещё зажмуренными глазами подняла меня с уютной постели. Что-то с глухим стуком ударилось о ковёр и приковало мой взгляд. Глаза с непониманием уставились на маленькое, почти крохотное нечто, ярко, но не ослепительно поблёскивающее, запутываясь в длинном ворсе ковра. Я присела на колени и схватила неведомого зверушку, оказавшегося фарфоровой фигуркой ангела. Меня больше не удивляло, что проснулась я в собственной кровати, без Влада, но наличие в моей кровати этой детской игрушки завораживало и вводило в смятение.

Белоснежные крылья, гораздо больше упитанного, но миниатюрного тельца, они щитом возвышались за спиной голенького, обёрнутого лишь голубой тканью подгузника карапуза с прорисованными отдельными прядками волосиками и небесного цвета глазами, ясной, как солнечный свет улыбкой и крохотными пальчиками на ручках и ножках. Я расчувствовалась до беспамятства, из глаз брызнули слёзы, а горло выдавало странные звуки, напоминающие полухрип и полусмех. Мои пальцы, не переставая, поглаживали твёрдые крылья ангела, и я ничего не могла с собой поделать, так мне хотелось броситься к Владу, чтобы согреться в его объятиях.

Это он. Это, несомненно, он оставил эту игрушку здесь, рядом со мной. Поручил меня и нашего сына ангелу-хранителю. Это его особенный подарок на Новый год, до невозможности скромный, но до бесконечности значимый. Я поднялась с колен и как была в своей смешной пижаме с розовыми поросятами выбежала из спальни, крепко сжимая в кулачке, почти до боли сжимая маленького, но всесильного ангела.

– Влад!
– зову любимого, вбегая в пустую кухню, взгляд не задерживается на занятой готовкой тёте Тане. Я неосмотрительна и беспечна этим утром, глаза бегают по ничего не значащим для меня блюдам, я не знаю, сколько времени показывают настенные часы, ртом ловлю нужный воздух и пытаюсь сказать что-то внятное.

– Ищешь брата?
– глаза у тёти Тани тёплые и в них нет того самого колючего любопытства, что так пугает в детективных романах.

– Да, - мой кивок отчётливей короткого слова на выдохе отвечает на её вопрос.

– Владислав Сергеевич уже проснулся, но ещё не завтракал.

– Мне нужен Влад, - твёрдо заявляю, сама перепуганная значением произнесённых слов. Липкая дрожь бежит по коже, забираясь навязчивыми мурашками глубже, куда-то внутрь.
– Я должна отдать ему подарок. Я забыла сделать это вчера, - оправдываюсь, и не кажусь убедительной даже самой себе.

– Ты можешь переодеться и приготовиться к завтраку. Твой брат гуляет на заднем дворе.
– В глазах тёти Тани по-прежнему теплота, она снисходительна ко мне и я улыбаюсь ей в ответ. Я ошибаюсь. Снова.

– Я пойду к нему, - говорю я восторженно и ухожу очень быстро, не вижу, как гаснет ставшая мне родной теплота, заменяясь материнской болью.

Пуховик должен защитить меня от жгучего холода в те несколько мгновений, пока я добираюсь до Влада.

– Любовь моя, - шепчу я, заприметив стройный силуэт посреди истоптанной его крупными шагами аллеи. Он оборачивается, словно, вняв моему немому зову, а я безрассудная бросаюсь к нему, преодолевая разделяющее нас расстояние, состоящее в тайном сговоре со снегом. Он подхватывает меня, приподнимая, и я заглядываю ему в глаза:

– Я влюблена, Влад, я так влюблена, - сбивчиво, не фразами, а заговорённой мантрой повторяю ему, и он улыбается.

– Глупая, нас могут увидеть, - прижимаясь щекой к моей щеке шепчет он.

Я вздыхаю, прежде чем осознанно ответить на его предостережение:

– Пусть видят, пусть.

Влад крепко обнимает меня, а я не обнимаю его в ответ, просто невозможно сильно цепляюсь за его плечи, вынуждая его никогда не отпускать меня. Мне так этого хочется: чтобы он никогда меня не отпускал.

– Малыш, ты замерзнешь в этой сексуальной пижаме, - продолжает шептать он, обхватывая мою голову руками, а я тихонько посмеиваюсь, не веря.

– Я нашла твоего ангела, - говорю ему, утыкаясь носом ему в шею.

– Хорошо, - говорит он, - мы подвесим его над кроваткой нашей дочки.

– Сына, - возражаю.
– Над кроваткой нашего сына.

– Я придумал, как мы её назовём, - не спорит, но продолжает настаивать на своём, хотя я уже отвлеклась его заявлением о нахождении подходящего имени для не рождённой малышки. Успела вычитать в журнале, что будущие папы самостоятельно не задумываются об этом на протяжении всей беременности своих женщин, у них не развит отцовский инстинкт на таком уровне, как у нас.

– Похвально, - улыбаясь, поощряю своего мужчину, так выгодно и так невообразимо отличающегося от среднестатистических пап. Мы осторожно разомкнули наши изобличающие объятия и теперь шагаем по заснеженной аллее, ступая по ранним следам Влада, сделанным причудливо параллельно, словно этот хитрец заранее наметил нашу совместную прогулку.
– Но это ни к чему, потому что имя для нашего мальчика уже выбрано его мамой.
– Замечаю его неодобрительный, хотя и игривый взгляд и поднимаю в воздух грозный пальчик, - Даже не думай возражать! У нас будет мальчик. Мамы это чувствуют, - добавляю я, авторитетно размахивая распущенными волосами, уверена сейчас больше смахивающими на уродливые космы.

– Люблю твои волосы, - сбивает меня с серьёзной мысли брат и задумчиво смотрит на эти самые волосы, которые любит.

Я тоже смотрю на него, снизу вверх, всего несколько последних секунд, потому что этот негодник рухает на колени передо мной, прямо в снег, и обеими руками обхватывает мой живот, слабо шепча, чтобы слова предназначались для меня.

– Маленькая Мира, не переживай, мама скоро перестанет упрямиться и поймёт, что у неё в животике живёт прекрасная принцесса, которая любит папу чуточку больше, чем чувствуют мамы.
– Он сразу же поднимается, даже не отряхиваясь, а мои глаза округляются от возмущения.

– Папы знают, как надо разговаривать со своими дочерьми.
– Провокатор.

– Ты хочешь назвать нашу дочь Мирославой?
– всё-таки задаю более насущный вопрос.

– А ты хочешь назвать нашего сына Владиславом?
– вместо ответа на мой вопрос он задаёт встречный и выжидательно изгибает красивую бровь.

– Нет.

– Нет, - высказываемся одновременно и затихаем. Я поражена его догадливостью моего желания, чтобы наш ребёнок сохранил имя своего отца, хотя бы таким образом.

– Владамира.
– Его ответ огорошивает меня, и я раскрываю рот бессловесно, не зная, что ответить на его, свои собственные мысли.
– Я хочу, чтобы нашу дочь звали Владамирой.
– Он не смотрит на меня и кажется смущённым, потому упрямо смотрит вниз, на молчаливый снег и носком ботинка раскидывает слипшиеся друг с другом снежинки по ветру.

Я любуюсь им, с улыбкой и теплотой, так приятно разливающейся по венам, и молчу, как и снег, под ногами.

– Как ты думаешь, не слишком она меня возненавидит за своё имя?
– спрашивает, не отрывая глаз от раскинутой перед нами белой глади.