Остров Эллис

Она повернулась и посмотрела на него.

— Вы?! — воскликнула Бриджит. — Она обошлась со мной очень хорошо, но только не благодаря вам. И яудивлена, что у вас хватило наглости подойти ко мне.

— Я тоже, — улыбнулся он в ответ. — А как ваша сестра? Как она?

«Будь осторожна», —подумала она и сказала:

— Мне совершенно неинтересно говорить с вами о чем бы то ни было. Пожалуйста, оставьте меня.

— Могу представить, что вы обо мне не очень высокого мнения, но я хотел бы, если это возможно, его исправить, — сказал он.

— Зачем?

— Ну, скажем, я должен вам по меньшей мере обед.

— Ну и характер, — взъерошилась Бриджит. — Вы полагаете, я пойду с вамиобедать после того, как вы обошлись с моей сестрой? Да я скорее пообедаю с самим дьяволом! А теперь я буду вам очень признательна, если вы оставите меня в покое. Не вынуждайте меня позвать полицейского.

— Я всего-навсего выполнял свою работу! — возразил он запальчиво.

Тут она немного смягчилась.

— Ну, может, я слишком набросилась на вас. Но имеете ли вы хоть малейшее представление о том, что значит пройти через этот отстойник для скота, который вы называете Эллис Айленд? — спросила Бриджит.

— Я прекрасно все представляю. Я нахожусь там ежедневно, и, поверьте, мне нет никакого удовольствия выносить кому бы то ни было приговор, что они не могут быть приняты в Америке. Но ведь правительство должно хоть как-то контролировать, кому оно разрешает въезд?

— Могу представить, хотя не могу согласиться, — ответила она.

— Тогда как насчет обеда?

Она подавила смех.

— А вы очень настойчивый молодой человек. Верно?

— Достаточно настойчивый. Я живу через три дома отсюда и поэтому знаю все в округе. Здесь есть замечательный итальянский ресторан на Томпсон-стрит. Вы любите спагетти?

— Не знаю. Никогда не ела. В Ирландии не так уж много итальянских ресторанов.

Он улыбнулся:

— У вас появилась возможность. Ну, как?

Она заколебалась. Он показался ей таким приятным и так разительно отличался от того, кого она встретила на Эллис Айленд, что ей трудно было представить его опять в роли страшного злодея.

— Ну, мне не следовало бы, — бросила она, наконец. — А вот, что мне следовало бы, это запустить книгой в Вашу голову. Но, похоже, я достигла того рубежа в жизни, когда просто должна попробовать спагетти.

Он вышел вслед за ней из магазина, размышляя о том, девственница она или нет.

— Полагаю, Вы не женаты? — спросила она двадцать минут спустя, когда они уселись за накрытый клеенчатой скатертью угловой столик.

— Нет, — улыбнувшись, ответил он, — но очень хотел бы быть женатым.

— Да ну! — бросила она. — Вы приятной наружности, и, думаю, у вас неплохое жалованье. И если вам так хочется обзавестись женой, неужели не нашли бы еще одной дурочки, которая бы согласилась?

Он развернул салфетку, и она заметила его беспокойный взгляд.

— Ну, это совсем не так просто.

— Почему? В таком большом городе, как этот?

— Тогда позвольте выразиться иначе: я не нашел еще такую дурочку. А как насчет вас? Вы уже встретились с любовью в Америке?

Она рассмеялась.

— Мои дядюшка и тетушка совершенно определенно пытаются подсунуть меня кому-нибудь, но пока я держусь. Я учусь в школе секретарей, и хочу сама поработать. Выйти замуж у меня еще будет время.

— Впечатляет. Значит, вы умеете печатать на машинке и знаете стенографию?

— Умею, и даже очень хорошо. Через две недели школа распределяет нас на работу. По-настоящему хорошая секретарша в наши дни может заработать хорошие деньги.

— Слышал, что это так, — сказал он, раскрыв меню, и продолжил с подчеркнутым безразличием. — Какое совпадение — я как раз ищу секретаршу.

Она выразила удивление:

— Работать с вами там,на Эллис Айленд?

— Да. Меня только что назначили начальником отдела медицинской экспертизы, и у меня будет масса административной работы. Мне нужен хороший помощник. И, возможно, какое-то преимущество будет иметь тот, кто сам знает, что значит пройти через, как вы его называете, «отстойник для скота».

Он оторвал взгляд от меню.

— Как вы думаете, вы могли бы подумать над этим предложением?

Она медленно раскрыла свое меню.

— Может, и могла бы.

Они посмотрели друг на друга с внезапно пробудившимся интересом.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

У нее было восемь настоящих племянниц и племянников, но в Хоуксвилле, в Западной Вирджинии, Эдну Хопкинс называли «тетушкой Эдной» решительно все. Это было проявлением всеобщей любви, потому что, несмотря на острый язычок, тетушка Эдна была доброй и веселой женщиной. Она вела почти тот же образ жизни, что и ее прабабушка сто лет назад. Фермерский дом, в котором она жила со своим мужем, Уордом, и дочерью Арделлой, был построен ее дедом собственными руками сразу же после окончания Гражданской войны и претерпел с тех пор очень мало изменений, если не считать новой дровяной печи, которую тетушка Эдна приобрела в 1904 году. Дом, как и у большинства живших в горах людей, был бревенчатым, состоял из четырех комнат с высокой каменной печью-камином посередине, и с большим удобным крыльцом-террасой, на которой тетушка Эдна любила восседать со своим вязаньем, штопкой или с сотней других занятий, заполнявших ее жизнь и дававших ей ощущение счастья.

От отца она унаследовала дом и свободные от долгов двадцать акров земли, и потому, хотя она редко имела наличные деньги и у нее не было ни электричества, ни телефона, тетушка Эдна по местным стандартам считалась зажиточной женщиной. Однако, по меркам богатых городских жителей, она была жалкой нищей жительницей гор.

Но ей не нужны были ни электричество, ни телефон. Как и поколения ее предков, она жила натуральным хозяйством. У нее была своя корова, свиньи, куры, летом она выращивала овощи, одежду для себя и для дочери, в основном, шила сама, пекла свой хлеб, варила мыло из купленного в магазине щелока, плела корзины и раз в год меняла перо в перинах.

Она постоянно была занята, и это ей никогда не надоедало. Любимыми развлечениями были для нее: наблюдать со своего крыльца за жителями Аппалачей, собирать разного рода сплетни и слухи, доходившие до нее от друзей и родственников, воспитывать подраставшую на ее глазах дочь, выращивать в горшках и на клумбах цветы и, конечно, читать Библию. Она никогда не уезжала далее пятнадцати миль от своего дома, почти ничего не знала, что происходит на свете, и это ее абсолютно не волновало. Весь остальной мир не имел для тетушки Эдны никакого значения. В свои сорок шесть она была здоровой и сильной, и хотя лицо ее уже чуть покрылось морщинками, а волосы начали седеть, люди невольно отдавали должное ее красоте.