Остров Эллис
Шрифт:
— Newport c'est de la merde! Les riches sont de la merde! Et mon mari, c'est la plus grande merde du monde! [30]
Ее муж, которого она только что назвала «самым большим дерьмом в мире», больше не мог терпеть. Он подошел к Ванессе и влепил ей пощечину. Она упала на четвереньки.
Окружающие вздохнули и захлопали.
Марко отвел ее в свою машину, положил на заднее сидение и отвез на Стоун Брук Фарм, где поднял ее наверх и положил в постель. Когда он спустился вниз, Фиппс с Мод только входили в дом.
30
Ньюпорт —
— Ну, — сказала Мод, — по крайней мере, Ванесса больше не будет утруждать себя столь ненавистными ей приемами в Ньюпорте. Она не получит больше ни одного приглашения.
— По-моему, в Коннектикуте есть клиника, где могли бы заняться ее лечением? — спросил Марко.
— Да, — ответил Фиппс. — В Сильвер Лейк, недалеко от Дарьена. Один мой кузен был одним из первых ее пациентов. И ему помогли там. С тех пор он не берет в рот ни капли.
— Я хочу позвонить им завтра утром. Мне кажется, Ван нужна медицинская помощь.
Когда Ванесса проснулась на следующее утро, у нее началось сильнейшее похмелье, а ее опухшая челюсть была сине-лилового цвета. Со стонами она уселась на постели.
— Дать таблетку? — спросил Марко, стоя в изголовье ее постели.
Она посмотрела на него туманным взором.
— В чем дело?
— Тебе это знать не обязательно. Дать таблетку?
— Да.
Он вышел в ванную комнату, достал из ящика таблетки и принес ей. Она выпила и снова упала на подушки. Марко сел рядом.
— Почему ты всегда оскорбляешь меня? — спросил он. — Ты что, меня ненавидишь?
Она, отвернувшись от него, уставилась в окно. Стояло ясное солнечное утро.
— Не знаю, — тяжело проговорила она. — Что я делала вчера вечером?
— Ты вела себя, как последняя идиотка. И мне пришлось стукнуть тебя, чтобы заставить тебя замолчать.
— Поэтому у меня так болит скула?
— Да. Если я провалюсь, как политик, то сделаю карьеру в боксе, — он помолчал. — Нам надо что-то делать с этим, Ван.
Она повернулась к нему.
— Делать с чем? Ты не любишь меня. Думаешь, я такая уж идиотка? Почему ты не признаешь, что женился на мне из-за денег?
— Хорошо, я признаюсь: я женился на тебе из-за денег. А за что ещеможно на тебе жениться? Ты — надутая, испорченная, злая, ты не любишь заниматься любовью… — он помолчал. — Хочешь получить развод?
Она вздохнула.
— Нет, — сказала она. — Нам надо думать о Фрэнке… Не знаю. Я такая ничтожная…
— Почему?
— Не знаю!Во мне двадцать восемь разных Ванесс, и я не знаю, какая из них настоящая. Думаю, поэтому меня так тянет выпить…
Она начала всхлипывать. Он обнял ее, чтобы успокоить. Чем больше он воевал с ней, тем больше жалел ее, чувствуя вину за то, как хладнокровно он вмешался в ее судьбу из-за ее богатства.
— Хорошо, — сказал он. — Мы можем сделать следующее. Я поговорю с доктором Конрадом, который возглавляет клинику недалеко от Дарьена. Может, ты поедешь туда на несколько недель, чтобы привести себя в порядок?
— Да, — вздохнув, ответила она.
— Тогда сегодня я отвезу тебя. У тебя хватит сил, чтобы одеться.
— Надеюсь… Марко, ты хоть немноголюбишь меня?
— Только не вчера вечером.
Вчера вечером я ненавидел тебя, — сказал он.Она выпрямилась. Ее глаза были красными от слез и выпитого накануне.
— А когда-нибудьты любил меня хоть немного?
Он посмотрел на нее ледяным взглядом.
— Хочешь правду?
— Да, я уже устала от лжи.
— Нет, я никогда не любил тебя. Я был влюблен в ирландскую девушку, с которой познакомился на пароходе, когда плыл сюда, в Америку. Не смешно ли это? Вот я здесь: женатый на тебе, притащивший тебя вчера домой с бала у герцогини Дорсет — и до сих пор еще влюбленный в девушку, с которой я встретился на пароходе? В слепуюдевушку. Я променял слепую девушку, которая была влюблена в меня, на женитьбу на тебе.
— Из-за денег?
— Да, из-за денег, — его голос стал жестким. — Ты романтизируешь трущобы, потому что ты никогда там не была. А я там был, и могу сказать тебе — это страшно,быть бедным в Америке. Но я заплатил цену — высокуюцену — чтобы выбраться из трущоб. И ценой была ты,Ванесса. И эта без счастья и любви женитьба на тебе. Все в порядке, я готов платить и сейчас, я готов сделать все, чтобы не разрушать наш брак. Но, по крайней мере, мы определим свои позиции. Я прав?
Она усмехнулась.
— Самое забавное в том, что все любят тебя, и все они ненавидят меня. А ты — настоящий подонок! — она ударила его по лицу. — Это— за вчерашнюю ночь. И за всеночи нашего фальшивого брака!
Он встал с постели.
— Я пришлю горничную упаковать твои вещи, — сказал он и направился к двери.
— Ты был бы рад избавиться от меня. Не так ли? — закричала она. — Ты был бы рад запереть меня в какой-нибудь клинике, а ключи выбросить как можно дальше. Потому что теперь я стою у тебя на пути. Я не стояла у тебя на пути пять лет назад, когда тебе были нужны мои деньги, но теперь я стала неудобной. Верно? Бедный Марко, он такой замечательный, но его жена, эта ужасная спившаяся жена! А может, я поэтому и пью: чтобы заставить тебя помучиться.
Стоя в дверях, он поднял на нее глаза.
— Знаешь, — сказал он, — вчера вечером я, правда, хотел тебя убить.
— Тогда почему ты не сделал этого? Я бы тоже этого хотела. Лучше бы я была мертвой, чем такой, как сейчас!
Она снова начала всхлипывать. Он еще раз посмотрел на нее и вышел из комнаты.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Образование «Женского Христианского Комитета Трезвенников» стало ответом в национальном масштабе на широко распространившееся в 1916 году в Америке повальное пьянство, и этот комитет стал направляющей силой движения за запрещение спиртного. «Сильвер Лейк» был в этом деле куда более частным случаем и куда более сдержанным ответом на распространенный порок алкоголизма среди высших слоев общества. Это был большой дом в новоанглийском стиле, типа фермерского, расположенный на вершине холма. Пациенты в шутку прозвали его «Кофейный домик». Он стоял прямо у Серебряного озера и был рассчитан на двадцать пациентов, не более. Атмосфера царила расслабляющая, а суть лечения сводилась к тому, что пациентов на достаточно долгое время изолировали от алкоголя, чтобы они отвыкли и физически окрепли.