От любви до ненависти
Шрифт:
– Что-то случилось? – тихо-тихо спросила она.
– Тс-с-с-с, – Велидуб повернул голову, поднес палец к губам.
Какое-то время они стояли неподвижно. Ягодка прильнула щекой к спине отца, слышала, как среди шума лесной жизни мерно бухает под волчовкой, как часто-часто колотится ее сердечко, но и все. Ничего больше, что показалось бы необычным.
В следующее мгновение отец легкой тенью растворился в воздухе. Ягодка еле удержалась на ногах, когда исчезла надежная опора – спина Велидуба. Девчушка огляделась – отца нигде не было. Лес сразу стал если не враждебным, то и не дружелюбным, Ягодка напряглась, насторожилась. Лес поглотил отца, как Велидуб поглощал мелких зажаренных вместе с перьями пташек за обедом.
Ягодка прислушалась. Нет, не послышалось, теперь она отчетливо слышала ворчание, будто кто-то жаловался на несправедливую судьбину никому и всем, бурча под нос. Ворчание приближалось покуда чуть в стороне не раздвинулись ветви и перед Ягодкой не появился Велидуб. Отец шел довольный, обхватив руками что-то лохматое и вертлявое. Именно это лохматое и издавало то недовольное ворчание, что услышала Ягодка.
Велидуб остановился, присел и опустил неугомонный шерстяной комок на землю. Лохматый клубок вывернулся, распрямился и резко отскочил в сторону, зверь смешно подскакивая, отбежал к деревьям, встал чуть поодаль и недовольно посмотрел на Велидуба, потом на Ягодку.
– Ну вот, хотела поглядеть на него – смотри, – сладким голосом проговорил Велидуб.
Ягодка перевела восторженный взгляд блестящих глаз с мохнатого зверька на отца:
– Это что, бер?
– Можно и так сказать, – кивнул Велидуб. – Почти бер.
– Что значит почти? – не унималась Ягодка.
– Ну, это такой же бер, как ты людь, – усмехнулся отец. – Детенок он еще, маленький совсем.
– Я не маленькая, – по привычке ответила Ягодка, хотя спорить сейчас не собиралась, не до того. Девчушка повернулась к зверю долго смотрела на него, потом не удержалась, шагнула вперед, берчонок отскочил в сторону:
– Ну, маленький, ну иди сюда, – голосок у Ягодки стал приторным сюсюкающим, так могут говорить только маленькие девочки. – Иди сюда, не бойся.
Зверь фыркнул, сделал несколько неуверенных шагов к девочке, фыркнул еще раз. Ягодка в свою очередь двинулась навстречу.
Велидуб смотрел за двумя ребетенками теплым совсем не по-охотничьи мягким взглядом. На душе у охотника было легко и безмятежно, что так редко случалось с Велидубом. Сейчас же он с каким-то неожиданным даже для себя самого трепетом смотрел на дочь и найденного за сотню шагов отсюда звереныша, и ни о чем не заботился. А зря.
Сначала Велидубу показалось, что молоденький бер рыкнул как-то по-взрослому, он встрепенулся, понял, что расслабился. Непростительно надолго расслабился, забыл обо всем. К приближающемуся реву добавился треск сучьев, Велидуб дернулся вперед:
– Ягодка, – рык охотника был не мене страшен, чем приближающийся рев.
Ягодка вздрогнула, отшатнулась от засуетившегося вдруг зверька. Дальше все произошло, как во сне. Отец снова закричал что-то, рядом с ней страшно затрещали кусты. Ягодка вскочила и попятилась назад, но споткнулась и шлепнулась на ту часть спины, что имеет другое название. Кусты распахнулись, как откинутая шкура, закрывающая вход в родное дупло. И совсем рядом появилось страшилище.
Вот это уже был действительно бер. Ягодка запомнила его навсегда: его огромные когти, белые, как снег, зубы, зловонное дыхание, густую черную шерсть. Бер был огромен, и Ягодка испугалась. Девчушка застыла не в силах пошевелиться, или вымолвить слово, она только видела.
Видела сквозь пелену, что застлала глаза, как прямо перед ней, отгораживая ее от страшного бера, появился Велидуб с рогатиной в руках. Рогатина мастерски прыгнула вперед, хватая бера за горло, Велидуб надавил, сделал шаг вперед, собираясь припереть бера к стволу
дерева. Огромный зверь рыкнул, чуть отступил, но очень неохотно. Велидуб надавил и шагнул еще, но зверь не хотел уступать. Толстенная рогатина выгнулась, угрожающе заскрипела и с диким хрустом переломилась пополам.Черная лохматая туша освобожденно понеслась вперед, Велидуб отшвырнул обломок рогатины и выставил навстречу несущемуся на него беру руки. Здоровенные ручищи Велидуба рядом с лапами бера выглядели не особо внушительно. Ягодка вскрикнула, но бер вдруг замер, будто наткнулся на дерево. Велидуб кряхтел, но каким-то образом сдерживал зверя. В голове сейчас крутилась только одна мысль:
– Ягодкххха, – голос Велидуба сорвался на хрип, но это сейчас не имело никакого значения. – Ягодка, беги!
Но девчушка не могла даже пошевелиться, в ужасе смотрела она, как бер и человек стояли на смерть, давили друг друга, только один из них должен был остаться в живых после этой схватки. И если у медведицы, как их стали теперь называть, имелись острые зубы и длинные когти, то в распоряжении Велидуба были лишь две, хоть и крепкие, руки, ведь рогатина пришла в негодность, а оружие валялось поодаль и добраться до него не было никакой возможности.
Велидуб давил что есть силы, но силы эти покидали его и он начал понимать, что это последняя схватка в его жизни, сдаваться, однако, охотник не собирался. Он попытался повалить зверя наземь, но из этого ничего не вышло. Мохнатая лапа с размаху чирканула по голому плечу, обожгло. Велидуб почувствовал, как по руке побежала горячая струйка, усмехнулся, а скорее по-звериному оскалился, с губ охотника слетел совсем уже нечеловеческий рык. “Что делать?” – метнулось в голове. Задавить бера вряд ли получится, до секиры не дотянуться, остается только… Велидуб ослабил хватку, дернулся в надежде схватить мощные челюсти бера и порвать зверю пасть…
Хрустнуло, могучий хребет переломился как тонкая тростинка, и изодранное зубами и когтями тело охотника неестественно вывернулось, распласталось по земле. Медведица склонилась над побежденным противником, что-то прорычала себе под нос, повернула здоровенную лохматую голову в сторону Ягодки. В глазах зверя промелькнуло какое-то новое выражение, или это только показалось с перепугу.
Бер шагнул к девочке и только тут страх, который до сих пор держал Ягодку в оцепенении, поднял ее на ноги и понес через лес. Девочка бежала не оглядываясь, но слышала, как сзади несется что-то огромное страшное и беспощадное. Она бежала уже не разбирая дороги, уже не зная куда бежит, зато она прекрасно знала от чего бежит. Лес проскакивал мимо серо-зелеными пятнами, Ягодка видела только то, что мелькало под ногами и на несколько шагов вперед.
Шум сзади приближался, девочка рванулась вперед. Дорогу ей преградило поваленное дерево. Ягодка увидела его в последний момент, судорожно дернулась, пытаясь перепрыгнуть, но зацепилась ногой и, перелетев через ствол, грохнулась на землю. Сначала больно ударило по рукам, которые сами подались вперед, прикрывая лицо от удара по тверди земной, потом что вцепилось в ногу. Все тело пронзала острая неизведанная до сих пор боль. Земля налилась черной краской, накатилась оглушительно-мягкой волной, и девочка с новой волной страха поняла, что теряет связь с этим миром.
Сначала появился гул, мерный, ровный. Ягодка чувствовала себя плывущей в какой-то густой, непроницаемой гудящей массе. На то, чтобы пошевелиться не было сил, да и не хотелось. И девочка просто продолжала плыть. Постепенно из гуда стали вычленяться шорохи, мощная монотонная волна разделялась, приобретала какие-то оттенки, отзвуки. Теперь различались шорохи, трески, привычные звуки, какими одаряет человека ночной лес. Ягодке послышался голос матери – Мудрыня плакала. И этот плач окончательно вернул девчушку к реальности.