От любви не убежишь

– Итак, вы считаете, что для нас сейчас подходящий момент, чтобы сделать это движение?

– Именно так. Ваше имя достаточно известно знающим туристам, которые приезжают в Лондон. Они покупают «Ричмонд и Квинн» наряду с «Пенхалигонс» или «Крабтри и Эвелин». Весь фокус в том, чтобы вы перестали быть тайной, надо создать вокруг вас шумиху.

Стивен прекрасно понимал, что они, как опытные бизнесмены, едва ли станут что-либо предпринимать без предварительного исследования рынка. Хьюго интересовала реакция законодателей моды. С этого Стивен и начал.

К концу ланча Хьюго, хоть и вел себя все еще формально, немного оттаял. Ровно в два двадцать пять он встал из-за стола:

– Я должен вернуться и, полагаю, вы тоже, Джозефина. – Он поднял брови, словно предлагал ей способ вежливо завершить ланч. Джозефина не обратила на него никакого внимания.

– Хотите кофе? – спросила она Стивена, доставая кофеварку из буфета.

Стивен подумал, что это, должно быть, какая-то ловушка, но, почувствовав вкусный запах кофе, не удержался и согласился. Хьюго забрал свой телефон и ушел. Без него сразу стало проще. Стивен взял персик с блюда с фруктами. Интересно, спелый ли? Они с Тесс обычно все покупали в супермаркетах, чтобы сэкономить время, поэтому их персики и нектарины были всегда жесткими, почти как яблоки. Почему-то он был уверен, что с этим персиком будет все в порядке. Так и оказалось. Сладость взорвалась у него на небе, и восхитительный сок побежал по подбородку. Если закрыть глаза, можно представить себя под средиземноморским солнцем.

Когда он наконец взглянул на часы, то, к своему изумлению, обнаружил, что уже поздно:

– Мне действительно пора. Все было очень вкусно.

Джозефина встала. Вместе они прошли через комнаты с дубовыми панелями к входной двери.

– На вас было пальто?

– Нет, только это, – Стивен потянулся за портфелем, который оставил в прихожей.

– Можно взглянуть, пока вы не ушли? – она протянула тонкую руку. Она носила только современные украшения, заметил он, ногти ухоженные и аккуратные и, кажется, умышленно не накрашены.

Почти неохотно, но все-таки с некоторым волнением он передал ей портфель. Сверху лежало несколько грубых набросков их новой упаковки. Она вынимала их один за другим, не говоря ни слова, пока не просмотрела все.

– Мне очень нравится, вы хорошо уловили наш дух.

«Взыскательней, чем может показаться на первый взгляд», – подумал он.

Она начала рассматривать натюрморты, которые Стивен забыл вынуть утром в спешке. Рисунок старой женщины привлек ее внимание. Она осторожно вынула его из папки и разместила на столе в прихожей, потом отошла на несколько шагов и стала его рассматривать.

Стивен чувствовал себя по-дурацки, как шестиклассник. Джозефина Квинн не была преподавательницей на вечерних курсах, пытавшейся найти лучшего среди посредственных, она была настоящим коллекционером. Она взяла рисунок и осторожно положила его назад в папку, потом повернулась к нему с серьезным лицом:

– Вам не следовало бы растрачивать такой дар. Это все равно, что плюнуть в лицо Всевышнему.

Стивен нервно улыбнулся, слегка смутившись:

– Правда?

– Хотите знать, что именно так поразило меня? – застала его врасплох Джозефина, закрывая портфель. – Прошу вас, пойдемте за мной.

Стивен, немного испуганно, последовал за ней в заднюю часть дома, обращенную к саду, через кухню, где молодая женщина, явно создатель чудесного ланча, загружала посуду в посудомоечную машину.

Джозефина распахнула дверь в огромный зал с панорамными окнами, выходящими прямо на реку. Повсюду лежали холсты, в центре комнаты стояли два мольберта с незаконченными картинами, на одной из них – обнаженная женщина, очень похожая на ту, которую они только что видели в кухне.

– Потрясающая студия! – поздравил ее Стивен.

– Я спроектировала ее целиком из стекла, чтобы не потерять ни лучика света, – объявила Джозефина с гордостью, ее голос стал неожиданно молодым и жизнерадостным, исчезла резкость профессионала.

Стивен оглядел комнату, совершенно не готовый к тому, что его здесь ожидало. Что-то захватило его, вернуло в прошлое, в детство. Он закрыл глаза и вдохнул воздух, поняв, что это было. Запах масляной краски, смешанной со скипидаром, льняного и лавандового масла, воскресающий прошлое лучше любых духов. Это был запах его детства. За доли секунды он перенесся назад, в мастерскую своего отца, рядом с причалом «Нортумберленд» на берегу Темзы, между мостом Хаммерсент и Чисвиком, задолго до того, как они переехали в Ирландию. Он мог слышать, как река бьется о берег, когда проплывала лодка. Там тоже был запах парафина от обогревателя. Он сидел, играя, на полу, забытый всеми. Над ним – взрослые, зашедшие поговорить с его отцом, уже несущим бокалы с переливающимся через край «дюбонне» (Джулиус говорил, что он дешевле, чем «мартини»), с завитушками мандариновых корок, потому что кончились лимоны. Когда он сидел тихонько, никто не обращал на него внимания. Стоя тут под полуденным солнцем, Стивен ощутил, как его переполняет самое сильное чувство, какое ему приходилось испытывать. Он должен, должен стать художником!

Он знал, что всю жизнь только и делал, что бежал от своего призвания – из-за отца, из-за того, что личность Джулиуса и его достижения подавляли. Он открыл глаза. Воспоминание было таким сильным, что он забыл, где находится. В нескольких футах от него стояла Джозефина, с легкой улыбкой, словно – хотя это было невозможно – поняла все, что он чувствовал.

– Вы его сын, так ведь? – спросила она тихо, – Не надо уточнять, чей.

– Да, – признался Стивен, – да, так и есть.

– Должно быть, это нелегко.

– Да, скажем так.

Он чувствовал: она поняла. Она не пыталась, как другие, даже Тесс, советовать ему повзрослеть, не позволять отцу влиять на его жизнь. Стивен быстро переменил тему:

– А зачем вам эта студия? Вы занимаетесь живописью, когда не руководите?

– Больше нет. Я прекратила занятия живописью давно, когда поняла, что если буду очень много работать, из меня может получиться хороший художник, но не более того. Боюсь, я слишком взыскательный человек, чтобы удовлетвориться этим. Поэтому сейчас я просто сдаю студию тем, кому негде рисовать. Талант по ассоциации, можно так сказать, – она посмотрела ему в глаза на мгновение. – А теперь, когда вы ушли из рекламы, почему вы не хотите стать художником?

Странный вопрос для потенциального работодателя, но Стивену казалось, что она говорит искренне. Инстинкт подсказывал ей: единственное, что он хочет, – это заниматься живописью. Вопрос прозвучал совершенно естественно, но когда она произнесла это, Стивен вернулся к реальности.

– Потому что я останусь без гроша. У меня жена и дети. Ссуда на жилье. Плата за обучение детей. Мне нужно зарабатывать. Я не могу, как ребенок, побежать учиться в художественную школу. По крайней мере, сейчас.

Она рассеянно развернула один из холстов:

– Смотрите, скоро начнется июнь. Почему бы вам не попробовать поступить, на худой конец, в летнюю школу в Брайанте? Всего четыре недели. Вы можете позаниматься там, прежде чем начнете работать у нас. Я смогу, наверно, устроить это для вас. Мой приятель преподает там. – Она замолчала, поняв, что ведет себя слишком активно, предлагает слишком многое. Ее голос сделался тверже, официальнее. – Это в том случае, если мы решим дать вам работу.

Дверь открылась, и в нескольких футах от них остановился Хьюго.