От любви не убежишь
Шрифт:
– Даже с несколькими холстами, разбросанными по дому? – Стивен собрался уже было защитить Тесс, но Джозефина продолжила: – Послушайте, мое предложение все еще остается в силе, насчет студии здесь. Художник, который занимается в ней, сейчас в Тоскане. Грех не воспользоваться такой возможностью.
Стивен колебался, думая о тихой мастерской с великолепным освещением, потом взял себя в руки.
– Вы очень добры. Но ведь если я буду работать и заниматься живописью здесь, то я совсем перестану появляться дома.
Джозефина улыбнулась:
– Слушайте, почему бы вам не привезти
– Ну, мам! Нам что, придется ехать в этот Винчестер только ради ланча? Там, скорее всего, не будет никого нашего возраста, – стонала Элли.
– Может быть, тебе подарят образцы духов «Ричмонд и Квинн»?
– У них цветочный запах, как у освежителя воздуха. Я терпеть их не могу. – Элли подозревала, что их создателей она тоже не полюбит.
– Быстро в ванну, ты, упрямый подросток! – скомандовала Тесс. – И не смей брать с собой сегодняшние газеты.
К удивлению Тесс, Элли была готова вовремя, зато Люк требовал майку, которая все еще лежала в стиралке, так что Тесс пришлось извлекать ее оттуда и гладить, а сам Люк тем временем разыскивал потерянную кроссовку.
Они, как обычно, вышли на полчаса позже, и дело кончилось тем, что Тесс подгоняла Стивена, чтобы ехал быстрее. От поездки у всех испортилось настроение.
Пока они ожидали на ступеньках готической фантазии, а Люк раскачивал колокольчик на дверях, Тесс думала: «Как все-таки странно знакомиться с человеком, лицо которого хорошо тебе знакомо». Ей приходилось бессчетное число раз видеть в газетах фото Джозефины с высокими скулами, короткой стрижкой. Что оказалось неожиданностью, когда Джозефина открыла дверь, так это ее высокий рост. Тесс, обычно считавшая себя человеком вполне нормального роста, почувствовала себя маленькой.
– Ты, должно быть, Люк, – сказала Джозефина, приглашая его знаком войти. – А ты – Элли. Стивен рассказывал мне, что ты рисуешь. Ты хочешь поступить в художественный колледж, правда?
Элли кивнула, пораженная красотой отделки резиденции.
– Какой фантастический дом!
– Тесс, так приятно наконец познакомиться с вами! – Это прозвучало так, словно Тесс была ее давней доброй приятельницей, которая по какому-то недоразумению избегала встречи с ней.
Тесс переступила через порог и постаралась не удивляться. Больше всего ее впечатлила не красота и размеры дома, наполненного старинными вещами, но тишина и порядок. Она старалась не думать о хаосе, царящем у них дома, о велосипедах и роликах в прихожей, о полотенцах, висящих на батареях, о грудах тарелок на посудомоечной машине, потому что никто не потрудился сложить их внутрь Она сразу же заметила, что в доме Джозефины не было вещей– того, что не поддается никакой классификации и что валяется месяцами на кофейном столике или на книжных полках.
– Ну что ж, – объявила Джозефина, – самое время перекусить.
Тесс улыбнулась и поняла, что это было: тонкий намек на то, что они опоздали на четверть часа.
Столовая была просто сказочной. Желтая и
голубая, как на полотнах Моне. На сервировочном столике лежала холодная лососина, украшенная тонкими ломтиками огурцов, в окружении множества изысканных салатов.Джозефина повернулась к Тесс:
– Надеюсь, вы не против, – только холодные закуски? Я не люблю, когда прислуга остается в доме на выходные.
Тесс предостерегающе посмотрела на Люка, чтобы он не вздумал спрашивать, нет ли чего-нибудь осыпанного хлебными крошками. Но, как ни странно, он преспокойно ел маленький кусочек лососины, закусывая гигантским куском голландского сыра. На десерт он проглотил тарталетку с яблоком и грушей и кусок пирога с земляникой.
Во время ланча, к великому изумлению Тесс, даже Элли, обычно стесняющаяся незнакомых людей, оживленно болтала с Джозефиной.
– Итак, – предложила Джозефина после того, как все было съедено до последнего кусочка, – пошли смотреть студию?
– Какая чудесная комната, – сказала Элли, едва переступила порог студии. – Должно быть, здорово работать здесь. Ты знаешь, мама, Джозефина хотела в молодости стать художником. Она училась живописи у того же учителя, у которого учился папа.
Тесс, которая уже слышала о многогранной натуре Джозефины, вежливо улыбнулась. Та повернулась к ней:
– Итак, Тесс, вы разделяете страсть Стивена к живописи? Какие ваши любимые художники?
В голове Тесс было пусто. Она не смогла вспомнить даже Ван Гога или Сезанна, не говоря уж об афинских репродукциях.
– Господи, не спрашивайте маму, она не сможет отличить Матисса от Пикассо, правда, ма? – Эли любовно подхватила мать под руку. – Хотя, может, ты уже прочла ту книгу, которую купила недавно?
Джозефина улыбнулась:
– Что это за книга? Роберт Хьюджис?
Тесс вспыхнула.
– О, – пробормотала она (убить мало эту Элли!), – я не помню точно название.
– Я помню, – пришла на помощь Элли, – это что-то вроде самоучителя «Как понимать живопись». У тебя плохая память, мам. Должно быть, твой мозг разрушен алкоголем.
– Как чудесно, – улыбнулась Джозефина, – вы явно принимаете все это близко к сердцу.
От Стивена ускользнули покровительственные нотки, но не от Элли. Она бросила удивленный взгляд на Джозефину.
– Тесси, – Стивен обнял ее, он был искренне тронут, – я и не знал, какая ты милая.
– Замечательно! – резко сказала Джозефина. – Мы все пришли к согласию, не так ли? Отныне Стивен может пользоваться студией.
Джозефина стояла на ступеньках и махала рукой, пока они все забирались в машину.
Несмотря на их старую машину и вполне банальное зрелище, какое они являли собой – отец, мать и двое детей, – Джозефина почувствовала что-то вроде зависти. Она всегда боялась обыденности. Дети представлялись ей обузой, пожирающей энергию. По правде говоря, они всегда немного раздражали ее. С теми, которых она знала, нельзя было поговорить об искусстве и культуре, как с Элли. Вот с кем действительно было приятно. Взяв себя в руки, она махнула им последний раз на прощанье и пошла к дому.
– Итак, что ты думаешь о ней? – спросил Стивен. Никто не спросил, кого он имеет в виду.