От винта, господин дракон!

Дракон лежал на земле, укрыв себя крыльями будто шатром. Крылья эти, хвост, бока его покрылись страшными, обугленными ожогами… Плотная гладкая кожа ящера была обезображена лопнувшими волдырями, и из трещин сочилась, тут же испаряясь, сукровица. Самые любимые на свете глаза были закрыты. Я уже готова была предположить самое худшее, но дракон дышал… Тяжело, неровно, хрипло…

«Эрх! Да что же это!» — я заметалась, пытаясь придумать, как же быть. Да, Фрай сдержит огонь. Но этого тоже мало…

Создатели… Ну, пожалуйста… Хотя бы раз в жизни услышьте меня… Клянусь, я не попрошу больше ничего и никогда. Пусть он будет не мой и не рядом, пусть мы вообще больше никогда не увидимся, но пусть он просто будет жив…

— Мы продержимся, слышишь? — пообещала я ему. — У нас получится. Обещаю.

И, как смогла, кривовато и косовато, но поставила вокруг нас огненный щит и активировала внутри охлаждающие атрефакты. Под щитом они хоть сколько-то, но проработают. Я, конечно, не боевик, и прекрасно знаю, что моего третьего уровня хватит ненадолго. Но если я очень сосредоточусь и лягу рядом… и почти не буду шевелиться… то немного дольше.

— Не смей уходить. Я люблю тебя, слышишь! — шепнула я ему, осторожно касаясь лазурной чешуи. — Люблю…

Я долго лежала, смотря то на него, то на купол над нами, над которым неистовствовали языки желтого и оранжевого пламени. Мне даже стало казаться, что танец их замедляется, становится немного спокойнее. Стало заметно прохладнее. То ли из-за артефактов, то ли силы уже начали покидать меня. Еще через некоторое время меня зазнобило, а в ушах зазвенело, предупреждая о том, что силы уже на исходе. Но я лишь отмахнулась от этого предупреждения. Только нащупала пальцами цепочку с подаренным Эрхом камнями, рванула ее и обвила ей зачем-то драконьи пальцы. Мысли путались, время от времени я уплывала в забытие, но тут же возвращалась, боясь, как бы щит не упал.

— Прости, — шепнула, почти отключаясь. — Кажется, я уже все…

Сквозь неясное марево — реальность плыла перед глазами — я увидела, как дракон распахнул веки — и окончательно упала в свое прохладное нежно-голубое небо…

Оказывается, там, в небытие, довольно приятно, не слишком темно и тоже мелькают странные видения… Мне чудится, что горячая драконья кожа под моей щекой исчезает и я медленно опускаюсь вниз… Потом я вижу Экхарта — он лежит на искореженной земле точно такой же, каким я его и запомнила — нечеловечески прекрасный, только брови его слегка опалены, на щегольском сюртуке кое-где зияют прожженные дыры, а светло-голубые глаза недвижно устремлены вверх.

Я рвусь к нему, я так хочу обнять его своими невидимыми руками, прильнуть к его груди, расцеловать, объяснить, что не надо бояться, что там нет ничего страшного, что я всегда буду его любить… Но ничего не выходит…

Потом — должно быть, я окончательно утрачиваю разум — фантазия моя порождает совсем уж невероятную картину — склонившийся над Эрхом огромный светло-голубой, сверкающий в солнечных лучах, дракон — я узнала бы его даже во сне. Он внимательно вглядывается я в застывшие глаза мужчины своими, удивительно похожими на драгоценные камни, и разделяет на двоих свое дыхание. Яркая, ослепительная вспышка — я растворяюсь в ней, становлюсь чистым светом и окончательно перестаю себя осознавать…

* * *

Я медленно открыла глаза и долго-долго разглядывала потолок — белую ровную плоскость с едва заметной трещинкой вон там, справа… Чуть позже пришли слова. По-то-лок… смешно звучит, правда? Губы растянулись в улыбке — и вернулись ощущения: сухость губ и языка, покалывание на кончиках пальцев и выше. Затекшее тело…

Я попыталась сказать: «Эй!», но голос не пожелал слушаться и из груди вырвался какой-то очень жалостливый хрип, а горло начало саднить.

— Госпожа Хоуп, Джулия! Вы проснулись? Как замечательно, — ко мне бросилась приятная женщина средних лет в белой целительской мантии. — Как вы себя чувствуете? Нет-нет, не стоит делать резких движений, у вас третья степень магического истощения.

Я хотела было ответить, но другой, мужской голос где-то на фоне быстро-быстро говорил что-то таким тоном, которым обычно отдают распоряжения и я разбирала только отдельные слова: очнулась… просили известить… да. да… лорд Алирийский… тотчас..

Воспоминания обрушились на меня так резко, что в груди запекло, а дыхание сбилось. Все мысли выдуло из моей головы напрочь, кроме одной..

— Что с ним? — дернулась я, упрямо хватая за руку целительницу и пытаясь хоть как-нибудь да сесть. Голова кружилась, слабость накатывала волнами, но все было не важно. — Алирийский… Эрх… где он?

— Успокойтесь, Джулия, вам нельзя волноваться, — принялась уговаривать меня женщина. — Ваш дар…

— К хрущам мой дар, — просипела я. — Где он?

И, не смотря на протестующий вопли целительницы, вознамерилась идти искать того, кто может дать мне вразумительный ответ — свесила вниз ноги и, кое-как, опираясь на спинку кровати, смогла встать. На этом силы мои кончились.

— Далеко собралась? — этот голос заставил меня замереть на месте. Очень медленно, до дрожи в пальцах боясь, что мне почудилось, обернулась — и, прислонившись к стене спиной, едва не съехала по ней вниз от облегчения.

— Живой… — слезы полились, совершенно размывая картинку, — Слава Создателям, живой…

Бело-голубой силуэт приблизился, и меня подхватили самый желанные на свете руки.

— Добегалась тут одна, — продолжал отчитывать меня голос, звучащий для меня прекраснейшей музыкой… Я слушала, я вдыхала его запах и больше всего на свете боялась сейчас проснуться. — Надо же такое устроить… Всех на уши поставила. Буду сидеть тут и лично следить, чтобы ты больше никуда не сбежала. Поняла?

— Ага, — кивала я согласно, обнимая его сильнее, — следи, пожалуйста. Что хочешь делай, только не умирай больше.

— Ты тоже, Огонек. Ты тоже, — он усадил меня на колени и прижал к себе так осторожно и вместе с тем крепко, что я безо всяких слов поняла, как сильно он за меня переживал.

— Сколько меня не было? — спросила, прильнув щекой к его груди, обвивая его шею руками, запуская пальцы в шелк его волос.

Что-то в этом все было неправильным, не таким, как обычно, но я отмахнулась от этих тревожных мыслей.

— Три дня, — шепнул он мне на ухо. — И я понял одну вещь, Ли: это непростительно много. Больше, чем на день я тебя теперь не отпущу. И то — исключительно по уважительной причине.

— Подожди, — я даже зажмурилась на всякий случай… — я же неустойчивая…

— О, еще какая, — ехидно подтвердил он. — Стоит только отвернуться — то в пекло лезешь, то по стенке сползаешь.

— Тогда я не могу…

— Нет, родная. Ты просто еще не осознала, — прервал он меня. — Это раньше у тебя выбор был. Незавидный, но все же: быть со мной или остаться в здравом уме. А вот сейчас, поверь, ни малейшего.

Я в изумлении подняла на него взгляд. Сердце мое напрочь сбилось с ритма, а мысли испарились, истаяли, растворились: на меня с почти невыносимой нежностью смотрели голубые, светлые до прозрачности, с легкими золотистыми крапинками, совершенно человеческие глаза.