От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Неразберихи добавила разворачивавшаяся с конца июля деятельность немецких органов самоуправления в провинциях, в округах, в районах, в городах и поселках. «Заметно активизировал свою деятельность и блок демократических антифашистских партий и общественных организаций, – писал Котиков, комендант советского сектора Большого Берлина. – Нарастала немецкая организационная сила, которая требовала от нас исключительной ясности и чистоты отношений, решительности в пресечении всяких аморальных явлений, которые бередят уже не разрозненную массу немцев, а организованную, способную действовать».

Задачи нашей оккупационной власти достаточно откровенно сформулировал Жуков на совещании 16 августа:

– В области экономического порядка в Германии первый и важный вопрос, за который нужно сейчас же взяться и выполнить в кратчайший срок, – это покрыть издержки войны для нашей страны вывозом из Германии. Надо исходить из того, что мы гости здесь не вечные, мы не будем постоянно в Германии жить, поэтому на бесконечность рассчитывать здесь не следует. Нам нужно быстрее вывезти все, что нужно вывезти за счет покрытия издержек войны, чтобы залечить раны, нанесенные нашей стране, нашей промышленности и покрыть издержки войны…

Второй вопрос. До сих пор мы живем здесь на своих хлебах. Оккупационные войска по всем законам, которые существовали постоянно и которых всегда придерживалась Германия, должны содержаться за счет побежденной стороны. Таков закон войны, таков закон всех послевоенных договоров. Мы до сих пор нашу оккупационную армию содержим за счет нашего народа, за счет нашей страны. Это неправильно…

Третий вопрос, вытекающий из второго. Мы должны освободить нашу страну не только от расходов, но и ввоза сюда всего необходимого для поддержания военных запасов и жизни оккупационных войск. Мы должны освободить нашу страну от ввоза горючего, от того, чтобы нам слали сюда сапоги, шинели, гимнастерки и прочее. Все это, от иголки до корки, должны делать для нас немцы…

Мы должны воспитывать немцев в таком виде, чтобы они не были способны к какой-либо военной организации…

Нам очень важно заложить здесь основы уважения со стороны немцев и доверия к себе, к советскому народу, к нашему Советскому Союзу. Мы с Вами являемся ответственными за то, какие у нас взаимоотношения будут в будущем с немецким народом.

Итогом этого совещания стал приказ Соколовского от 21 августа: «В ряде городов и районов к изъятию ценностей еще не приступлено. Задержка в проведении этой работы тормозит организацию и развертывание работы вновь создаваемых провинциальных, городских и военных банков.

1. Военным комендантам городов и районов немедленно создать Комиссии из представителей военных комендатур, органов внутренних дел и полевых учреждений Госбанка для изъятия ценностей из прекративших свою деятельность немецких банков и других кредитных учреждений…

3. Изъятию из банков подлежат:

а) все ценности, ценные бумаги, акции и другое имущество, принадлежащее членам нацистской партии, крупным помещикам, владельцам предприятий военной и бывшему фашистскому государству…

б) золото, серебро и платина в слитках, в монете. Вся иностранная валюта, акции, бумаги, имущественные документы и другие иностранные ценности – независимо от того, кому бы они ни принадлежали…».

Отношения с западными союзниками в Германии до поры оставались рабочими. Эйзенхауэр вспоминал: «Последний раз я видел Маршала Жукова 7 ноября 1945 года. Это был день советского праздника, и в честь его он устроил большой прием в Берлине, пригласив всех командующих и старших штабных офицеров своих союзников. Погода резко ухудшилась, и лететь оказалось невозможным. Двое других командующих отменили свои поездки, а я, поскольку мне было известно, что вскоре получу приказ о возвращении в Соединенные Штаты, решил побывать на приеме, хотя знал, что обратно мне придется ночью ехать поездом, а затем днем покрыть большое расстояние на автомашине.

Когда я прибыл, Маршал Жуков со своей женой и несколькими старшими помощниками стояли в центре зала, принимая гостей. Он приветствовал меня и затем быстро покинул центр зала. Маршал взял свою жену под руку, и мы втроем уединились в уютной комнате, где был накрыт стол с самой изысканной закуской. В разговоре прошло два часа.

Общий тон высказываний маршала сводился к тому, что, по его мнению, мы в Берлине кое-чего добились для разрешения трудной проблемы установления взаимопонимания между двумя странами, столь разными по своим культурным и политическим взглядам, какими являлись Соединенные Штаты и Советский Союз. Маршал считал, что мы могли бы добиться еще большего…

Русские великодушны. Они любят делать подарки, принимать гостей, и это может подтвердить почти любой американец, которому приходилось работать вместе с ними. По своему великодушию, по своей преданности товарищу, по своему здравому и прямому взгляду на дела повседневной жизни обыкновенный русский, как мне кажется, очень похож на так называемого среднего американца.

После моего возвращения в Соединенные Штаты мы с маршалом продолжали переписываться в привычном для нас дружеском тоне до апреля 1946 года».

Но постепенно работа Контрольного совета становилась все более конфликтной. Это хорошо описывал Серов: «К концу 1945 года в Контрольном совете стали возникать спорные вопросы, особенно по ликвидации военно-экономического потенциала Германии, то есть крупнейших концернов, которые снабжали фашистскую армию оружием и приборами, разоружение и ликвидация различных воинских и военизированных подразделений, ликвидация фашистских организаций и т. д.

Я все это подробно изложил Г. К. Жукову, который, возмущенный тем, что союзники умышленно не выполняют Потсдамское соглашение, разразился меморандумом в Контрольный совет, где указал, что несмотря на решение Потсдамской конференции в английской зоне существуют военные части немецкой армии, а также воздушные и морские, которыми управляют немецкие военные округа, и перечислил пять городов, где они дислоцируются… Также было указано 25 городов, где немцы организовали открытые военные комендатуры. И в заключение в меморандуме было указано, что в Шлезвиг-Гольштейне до миллиона немецких солдат не распущены и продолжается военная подготовка…

Был Контрольный совет, Монтгомери на заседании вертелся как еж, приводя в объяснение различные трудности в ликвидации воинских подразделений. Эйзенхауэр, видимо, был в курсе дела, так как он ссылался зачастую на Монтгомери. Затем через некоторое время был отозван в Вашингтон, а вместо него был назначен генерал-полковник Клей.

После Эйзенхауэра дела пошли все хуже и хуже, так как Клей на себя многое не брал, а Монти уже не считался с американским коллегой…

В общем, начались прохладные отношения с союзниками».

Военная администрация США в декабре понесла знаковую потерю: закончилась жизнь одного из самых ярких американских военачальников – генерала Паттона, который занимал должность военного губернатора Баварии. Британский историк Эндрю Робертс замечал: «Сам Паттон был человеком, мягко говоря, не очень объективным. Обратной стороной его ярого американизма был антисемитизм: его вера в сионистско-большевистский заговор нисколько не уменьшилась после освобождения концентрационных лагерей. В конце службы он находился под наблюдением психиатра, а его телефонные разговоры прослушивались. Он умер во сне 21 декабря 1945 года, через двенадцать дней после аварии, сломав шею во время столкновения с грузовиком у Мангейма».