От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Между тем Варшавское восстание сразу стало захлебываться. И тогда желавшие опередить Красную армию поляки и Черчилль с Рузвельтом стали просить о нашей помощи.

5 августа Сталин отвечал премьер-министру Великобритании: «Краевая армия поляков состоит из нескольких отрядов, которые неправильно называются дивизиями. У них нет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Я не представляю, как подобные отряды могут взять Варшаву, на оборону которой немцы выставили четыре танковые дивизии, в том числе дивизию „Герман Геринг“».

Молил о помощи Миколайчик.

– Все это начинание с восстанием подпольной армии в Варшаве я считаю нереальным делом, – заметил Сталин. – У восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги имеют три танковые дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков. Просто жалко этих поляков. Советские войска форсировали Вислу в районе ее слияния с рекой Пилицей и установили на другом берегу Вислы плацдарм 30 километров длиной и 25 километров глубиной. Вначале дела шли хорошо, но немцы перебросили в район нашего плацдарма две танковые дивизии. Советские войска, конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени. Мы можем предоставить полякам оружие, – как пулеметы, так и противотанковую артиллерию, но встает вопрос, как это сделать. Тяжелые орудия нельзя сбросить с самолетов. Кроме того, нет уверенности в том, что это оружие не попадет в руки немцев, если оно будет сбрасываться над районом города.

Действительно, начало восстания заставило немцев перебросить к Варшаве мощные подкрепления, что остановило и советские войска. Меж тем западная пресса и парламентарии заходились на тему преданных русскими польских патриотов. Британская авиация начала, неся огромные потери, прорываться к Варшаве и сбрасывать туда грузы, которые по большей части доставались немцам. 16 августа Сталин объяснял Черчиллю причины прекращения с 14 августа поддержки восставших с воздуха: «После беседы с Миколайчиком я распорядился, чтобы командование Красной армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы… В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт. При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию».

В августе – первой половине сентября 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты потеряли на подступах к Варшаве 289 тысяч солдат и офицеров. Но их судьба союзников не интересовала. 20 августа Рузвельт и Черчилль пишут в Кремль: «Мы думаем о том, какова будет реакция мирового общественного мнения, если антинацисты в Варшаве будут на самом деле покинуты… Мы надеемся, что Вы сбросите наиболее необходимое снабжение и оружие полякам – патриотам Варшавы. В ином случае, не согласитесь ли Вы помочь нашим самолетам сделать это весьма быстро».

22 августа Сталин заявлял Рузвельту и Черчиллю: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди воспользовались доверчивостью варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы».

Вернувшийся в Москву в качестве советника посла в 1944 году Джордж Кеннан выразил отношение антисоветских кругов в США к истории с Варшавским восстанием: «Это был прямой вызов западным державам, означавший, что советские руководители собираются изолировать Польшу от внешнего мира, а также, что их ничуть не заботит судьба польских борцов, не принимающих коммунистической власти, которые, с советской точки зрения, ничуть не лучше немцев… Отказ советской стороны от поддержки Варшавского восстания давал Западу полное право отказаться от всякой ответственности за исход советских военных операций».

С конца августа, прекратив наступление на других направлениях, Ставка приказала 1-му и 2-му Белорусским фронтам пробиться к Варшаве, и 14 сентября советские войска овладели предместьем Варшавы – Прагой. В ночь на 16 сентября совместно с 1-й Польской армией они форсировали Вислу, но не смогли удержаться на захваченных плацдармах. Маршал Жуков, который был специально послан Ставкой в район Варшавы в конце сентября, писал: «Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя… восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием». 2 октября восстание было подавлено немцами. В Варшаве погибли 200 тысяч человек…

В октябре 1944 года, когда Черчилль прилетел в Москву, была достигнута договоренность о проведении немедленных переговоров в Кремле с «лондонскими поляками».

13 октября Сталин, Молотов, Черчилль, Иден, Керр, Гарриман, Стивенс ждали Миколайчика с поляками в особняке НКИД на Спиридоновке. Миколайчик представил меморандум четырех партий – крестьянской, народно-демократической, социалистической и партии труда, который предусматривал проведение в Польше выборов, сотрудничество с СССР «на основе суверенности обеих стран и невмешательства во внутренние дела» и сохранение Западной Украины и Западной Белоруссии в составе Польши.

– Меморандум страдает двумя большими дефектами, – ответил Сталин. – Первый состоит в том, что он игнорирует существование ПКНО. Но как можно игнорировать такой факт? Второй недостаток заключается в том, что он не дает ответа на вопрос о линии Керзона. Если поляки хотят иметь отношения с Советским Союзом, то без признания линии Керзона они этих отношений не установят.

Вступился Черчилль:

– Нельзя допустить, чтобы Советский Союз имел недружественного соседа. Я поддерживаю требования России не потому, что она сильна, но потому, что она права.

В тот же день, в том же составе встречались с членами ПКНО. На западных участников впервые с ними встретившиеся представители ПКНО произвели предсказуемо негативное впечатление. «Вскоре стало ясно, что люблинские поляки – просто пешки России», – напишет Черчилль.

Берут заявлял:

– Польша не может претендовать на захват украинских и белорусских земель, которые были в Польше основным источником трений в течение 25 лет и которые не давали Польше основания называть себя демократическим государством.

– Готовы ли будут представители Польского комитета встретиться с представителями польского правительства в Лондоне? – поинтересовался Сталин.

Берут согласился.

14 октября Молотов предложил формулу: в случае признания лондонским правительством границы по линии Керзона, в будущем кабинете и лондонцы, и люблинцы получат по 40 %, а остальные 20 % придутся на «представителей освобожденной Польши». Именно эту процентную договоренность Миколайчик должен был согласовать с членами своего правительства.

– Польский вопрос будет гноящейся раной в отношениях между Советским Союзом и англосаксонскими странами, – предсказал Черчилль. – Буду откровенен: малые европейские страны напуганы до смерти большевистской революцией.

– Теперь мир не будет дрожать в страхе. Советский Союз не намерен устраивать большевистские революции в Европе. Вы можете убедиться в этом на примере Румынии, Болгарии и Югославии, – заверил Сталин.

Миколайчик, вернувшись в Лондон, чтобы проконсультироваться со своими коллегами в отношении советских предложений, не нашел взаимопонимания и поспешил устраниться от дел. После его отставки новый лондонский кабинет стал еще более антисоветским, если не считать доставленного из Варшавы лидера социалистов Арцишевского, который кабинет и возглавил. Именно это правительство теперь считалось легитимным и в США, и в Англии.