От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

«Совершенно неожиданно, – писал Гелен, – мне предложили срочно обзавестись штатской одеждой и чемоданом и через три дня вылететь в Соединенные Штаты… В начале августа нас посадили в самолет начальника штаба американских вооруженных сил в Европе генерала Беделла Смита. Мы вылетели совсем незаметно, других пассажиров не было. Для всех нас то была первая поездка в Соединенные Штаты…».

Пускать союзников в Вену советское руководство не спешило. Толбухин вернулся в Вену, как и обещал Сталин, но мало что изменилось. В одобренном Черчиллем 9 июня сообщении Форин-офиса выражалось недовольство тем, что советские военные, разрешив исследовательскую миссию союзников в Вене исключительно в пределах Старого города, требуют ее завершения к 10 июня, а «маршал Толбухин ведет себя обструкционистски».

Черчилль возмущался в послании Трумэну 9 июня: «Маршал Толбухин приказал, чтобы наши миссии выехали из Вены 10 или 11 июня. Им не позволили ничего осмотреть за пределами города, и союзникам разрешается пользоваться только одним аэродромом. Это – столица Австрии, которая по соглашению должна быть разделена, как и сама страна, на четыре зоны; но, кроме русских, там никто не имеет никакой власти, и мы лишены там даже обычных дипломатических прав…

Не лучше ли было бы отказаться отвести войска на главном европейском фронте до тех пор, пока не будут урегулированы вопросы, касающиеся Австрии?»

Тем временем переговоры о демаркации границ оккупационных зон в Австрии продолжались вполне успешно. Было согласовано, что к советской зоне отойдет часть Верхней Австрии к северу от Дуная, Вена и пограничные с Венгрией и Чехословакией районы. Американцы занимали землю Зальцбург и сектор Верхней Австрии к югу от Дуная; этот регион примыкал к американской зоне оккупации в Германии. Британская зона включила большую часть Каринтии и Штирию на юге – вдоль границ Италии и Югославии. Французские войска размещались в Тироле и Форарльберге – вдоль северной границы с Италией и со Швейцарией. Но прежде, чем вывести свои войска из американского и британского секторов, Москва хотела добиться официальной ратификации соглашений о зонах оккупации и соглашения о границах секторов в Вене, что во многом упиралось в вопрос о том, как делить аэродромы.

Поскольку США и Англия с этим тянули, дата 1 июля, установленная для одновременной передислокации всех войск четырех держав не была соблюдена. Представитель Великобритании в Европейской Консультативной комиссии уже грозил прервать переговоры, когда был найден компромисс: один аэродром в Вене (Тульн-ан-дер-Донау) выделялся для американских войск, один (Швехат) – для совместного использования британскими и французскими войсками. Соглашение было заключено в Лондоне 9 июля в предварительном порядке (ad referendum), в ожидании, когда президент и государственный секретарь пересекут океан (они были на пути в Потсдам) и поставят официальные подписи. Правда, по прибытии в Потсдам, Трумэн и Черчилль с удивлением узнали, что их войска все еще не были допущены в Вену.

Когда главы правительств собрались в Потсдаме, американцы и англичане так и не получили доступа в Вену. Генерал Петров, начштаба Конева, советского командующего в Австрии, 16 июля заявил, что они должны дождаться вступления в силу соответствующего соглашения, обсуждение которого продолжается в Европейской Консультативной комиссии. Но наша сторона дала согласие на встречу представителей четырех стран для обсуждения вопросов использования шоссе, железных дорог и аэродромов в Австрии. Обсуждение прошло успешно, 19 июля Трумэн одобрит достигнутое соглашение о зонах оккупации.

Восточная Европа: дилеммы признания

Комиссия по польским делам, состоявшая из Молотова, Гарримана и Кларка Керра, как и было обещано Сталиным Гопкинсу, 11 июня разослала приглашения группе польских деятелей различной политической ориентации прибыть в Москву к 15 июня для формирования Временного правительства национального единства Польши. Сама комиссия 12 июня оперативно согласовала принципы формирования кабинета.

17 июня в Москву прибыли представители трех основных политических группировок: от Варшавского правительства Берут, Гомулка, Ковальский, Осубка-Моравский; от внутренней оппозиции – Керник, Колодзейский, Крижановский, Кутшба, Жулавский; из Лондона, вопреки решению эмигрантского правительства не участвовать в переговорах, приехали Миколайчик, Колодзей, Стенчик. Черчилль ставил это себе в заслугу: «Я убедил Миколайчика поехать в Москву».

Стояла задача согласовать такой состав коалиционного правительства, который не вызвал бы возражений ни у одного из членов комиссии. Начался утомительный переговорный процесс. Три группы вели переговоры между собой, комиссия проводила длительные совместные заседания с каждой по отдельности и со всеми вместе. И Молотов, и Гарриман, и Керр по отдельности также вели переговоры с каждой группой и с полным составом польских деятелей.

Лидер коммунистов, президент Польши Берут и председатель Временного правительства в Варшаве социалист Осубка-Моравский утверждали, что только их правительство имеет поддержку польского народа. Но обещали Гарриману и Керру, что ради американских и британских экономической помощи и признания готовы допустить в правительство представителей других партий. Остальные польские деятели, напротив, утверждали, что у действовавшей власти не существовало поддержки ни в одном из слоев польского общества, а потому нужно обеспечить максимальное представительство «демократических» партий – Крестьянской, Социалистической, Христианско-трудовой и Национально-демократической.

К вечеру 21 июня была достигнута предварительная договоренность, содержание которой Берут представил комиссии. Действовавшее Временное правительство в Варшаве резервировало за собой три наиболее важных поста: Председателем Национального совета оставался Берут, премьер-министром – Осубка-Моравский, его первым заместителем – Гомулка. Из двадцати министерских кресел шесть выделялись представителям оппозиции и эмиграции, из их числа Миколайчик должен был стать вторым заместителем премьер-министра и министром сельского хозяйства, а Керник – министром по делам государственной администрации. Два других влиятельных политика Витос и Грабский планировались в состав президиума Польского Национального совета.

Был один вопрос, по которому все поляки были едины – территориальный. Миколайчик заявил, что после одобрения соглашения о составе правительства его члены получили право предъявить от имени польской нации требование о признании великими державами западных границ, предусмотренных Ялтинским соглашением. Берут полностью поддержал своего коллегу-оппонента.

В конце заседания 22 июня Гарриман заявил:

– Если бы президент Рузвельт был жив, он наверняка был бы рад достигнутому соглашению.

Однако в отчете, посланном им в тот день в Вашингтон, Гарриман писал, что соглашение не вызывало у него никакого доверия. Трумэн в мемуарах напишет: «Гарриман сообщил мне, что урегулирование было достигнуто из-за беспокойства, которое испытывали все нелюблинские поляки по поводу нынешней ситуации в Польше, – беспокойства, которое делало их готовыми принять любой компромисс, дающий некоторую надежду на польскую независимость и свободу личности.

Однако их соглашение стало только началом. Оба посла, Гарриман и Кларк Керр, выступая от имени своих правительств, ясно дали понять, что формирование Временного правительства национального единства было лишь первым шагом в выполнении ялтинского соглашения. Это, как они указывали, не будет осуществлено до тех пор, пока в Польше не пройдут подлинно свободные выборы… Президент Берут лично заверил Гарримана, что он ожидает освобождения восьмидесяти процентов политических заключенных в Польше.

Я поручил госсекретарю проинформировать министра иностранных дел Польши о том, что Соединенные Штаты признают новое правительство, как только будет сделано официальное заявление о том, что оно начало свою работу в Польше».

Руководителей Временного правительства доставили из Москвы в Варшаву на советских транспортных самолетах 27 июня. Перед отлетом Миколайчик поблагодарил Молотова за «внимание и гостеприимство» и обещал «работать самым лояльным образом». Нарком выразил уверенность, что «теперь имеются все предпосылки для дружественного сотрудничества между Польшей и Советским Союзом».