Отчаянная

— Здесь я с вами полностью согласен, — съязвил мистер Ллевелин. — А вот о природе этих уз мы еще поговорим. Если все подождете нас здесь, я уверен, вы быстро получите объяснения.

Затем мистер Ллевелин повернулся ко мне и поднял дугой одну бровь. Мне показалось, что желудок сжался у меня в тугой комок.

— Давайте пройдем в мой кабинет, мисс Кевери, — сказал он тоном, который не сулил ничего хорошего.

Во рту у меня пересохло, и появился какой-то нет-известный мне прежде привкус.

— Уверена, что это подождет до завтра, — пролепетала я.

— Выходит, что нет, — жестко произнес он.

При атом мистер Ллевелин пристально посмотрел на меня сверху. Я обнаружила, что встаю, несмотря на мое горячее желание сидеть. Он тут же подхватил меня под руку, и я почувствовала, как его пальцы больно сжали мое тело. И он повел меня в смежную комнату.

Я шла за мистером Ллевелином и переживала необычные, интереснейшие чувства. Создалось впечатление, будто я раздвоилась. Одна Хилари безропотно следовала за хозяином имения. Она напоминала собой тень, которая неотступно сопровождала мистера Ллевелина, когда он с керосиновой лампой в руке шел по каменному туннелю в церковь. У этой Хилари отсутствовало даже малейшее желание оказывать неповиновение. Она испытывала даже некоторую гордость, некоторое чувство удовлетворения оттого, что именно ее выделил хозяин имения среди всех. Она была готова с радостью выполнить любое распоряжение, любое желание хозяина.

И была другая Хилари. Она с возмущением наблюдала за поведением мистера Ллевелина и первой Хилари. Она осуждала их обоих. Ей хотелось вступить с хозяином имения в борьбу, и только ощущение его могучей воли удерживало ее от этого. Она негодовала и упрекала мистера Ллевелина в деспотизме и несправедливости и требовала от первой Хилари сопротивления.

Появление сразу двух Хилари, их взаимное несогласие, доходящее до борьбы — все это сбивало меня с толку, пьянило и возбуждало одновременно.

Кабинет представлял собой маленькую, тесную комнатку с плохим освещением. Мебель здесь стояла самая необходимая. Ясно, что эта комната не для гостей и приятных бесед. Она для работы.

Мистер Ллевелин со стуком закрыл дверь и повернул меня лицом к себе. В нем бушевала и плескалась через край ничем не сдерживаемая ярость.

— Уточните, какую роль вы играете? — с трудом удерживаясь от крика, требовательно спросил он.

— Уверяю вас, я не играю никакой роли.

— Вы действительно ожидаете, что я поверю в то, что вы не приложили руку к созданию того спектакля, который мы смотрели сегодня вечером?

— Вас беспокоит мой выкрик? Могу заверить вас, что я сделала это не специально.

— Не специально? Какая наивность. А я уверен, ад» ваш выкрик был намеренным. Не добившись моей любви, вы решили…

Его и без того сердитый взгляд стал еще более сердитым, а пальцы на руках стали сгибаться и разгибаться, будто он ими что-то стискивал. Но он, кажется, не замечал этих странных движений. Я же в этих неосознанных движениях ощутила угрозу для себя. У меня возникло подозрение, что хозяин думал о том, как бы схватить меня, а его пальцы преждевременно приводили его мысли в действие. А что, если он думает о том, как бы схватить меня за шею и удавить? В этой обстановке я совершенно не доверяла его самообладанию. Впрочем, своему тоже. Оно уже не работало так, как положено, и я произносила слова прежде, чем успевала решить, надо ли их произносить.

— Господи, что касается моей любви к вам, то я лишь могу обещать, даже заверить вас, что смотрю на вас с отвращением, — выпалила я. — Я скорее предпочту любовь гадюки, чем вашу.

Сообразив, что сказала нечто слишком уж резкое и небезопасное для себя, я отступила назад на тот случай, если он попытается напасть на меня. Мне пригодился опыт, приобретенный в комнате мачехи мистера Ллевелина. Отступив сейчас от него, я также показала, что на меня не действовал его магнетизм.

Между тем, слова продолжали вылетать из моего рта раньше, чем я решала произнести их.

— А что касается любви мужчины и женщины, то я думаю, вы совершенно не способны на любовь, — выдала я ему с безопасного расстояния.

— Действительно, но как вы пришли к такому выводу, не имея личного опыта? — не остался он в долгу, окинув меня при этом пренебрежительным взглядом.

— Ваша неприязнь к женщинам очевидна, — раздраженно сказала я. — Вы глумитесь над Фанни и миссис

Причард, постоянно оскорбляете миссис Мэдкрофт и меня. Эглантину хотя и выносите, но, заметно, с большим трудом. Если бы Урсула не была вашей кровной сестрой, полной копией ваших мыслей и характера, вы бы, несомненно, возненавидели ее.

Мои упреки пронеслись стремительным и бурным потоком слов. Мистер Ллевелин посмотрел на меня так, как он мог бы посмотреть на свои ботинки, если бы случайно ступил в грязь. Он демонстративно сморщил нос и на некоторое время задержал дыхание. Но этого ему показалось мало. И он решил пустить в ход равнодушие.

Мистер Ллевелин встретил мой свирепый взгляд вежливой улыбкой.

— Я полагаю, вы закончили? — с наигранной любезностью спросил он.

— Да, но лишь на некоторое время, — сказала я нарочно, чтобы разозлить его.

— Хорошо, — произнес он сдержанно. — Так как вы закончили, то сейчас пойдете в гостиную и признаетесь там.

— Я должна признаться, — искренне удивилась я. — Но в чем? Я не сделала ничего плохого, тем более намеренно.

— Не лгите мне, — сказал мистер Ллевелин жестко, без тени игры. — Это сделали вы.

— Что же сделала я? — твердо решила я не сдаваться.

— Не притворяйтесь! — сухо произнес он. — И не разыгрывайте скромную леди. Весь этот маленький спектакль в церкви — дело ваших рук. Ваш сценарий, ваша режиссура, ваша главная роль? Не станете же вы возражать? Если вы проследите логику событий, которые произошли до сеанса и во время сеанса в церкви, то непременно придете к такому заключению.

— Я не вижу никакой логической связи между тем, что происходило до сеанса, во время его и вашим выводом, — не сдавалась я.

— Тогда позвольте мне помочь вам, — произнес он угрожающе.

При этом он сделал шаг ко мне.

— Сделайте милость, помогите! — сказала я, отступив шаг от него.

— Это вы кричали «убийство»? — спросил он.

— Слово само вырвалось у меня, — попыталась объяснить я. — Я не собиралась давать подобные оценки. Здесь логика событий говорит в мою пользу. Давайте проследим ее. Вы помните, я с самого первого дня высказывалась за отъезд из Эбби Хаус, за то, чтобы не тревожить историю здания и вашей семьи. Верно?

— Верно. Дальше.

— Я не напрашивалась на экскурсию по имению; и в церковь, это вы мне предложили совершить прогулку. Надеюсь, вы подтвердите это?

— Это я подтверждаю.

— Далее. Я ни у кого из членов вашей семьи не интересовалась внутрисемейными отношениями. Ваши слуги все слышат и все знают. От кого-нибудь из них поступал .доклад, обвиняющий меня в стремлении проникнуть в ваши семейные тайны?

— Таких докладов не было, но я сам застал вас в комнате моей мачехи.

— О моем присутствии в комнате вашей мачехи мы говорили достаточно. Вы взяли свои обвинения обратно, пообещав найти неотразимые улики против меня. Вы располагаете такими уликами?