Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия

Мы видели, как в Кремль вошли мсье Дарю и любезный Марсиал; мы повели их в особняк Салтыкова, который был осмотрен сверху донизу; мсье Дарю, найдя дом Салтыкова неудобным, позвал нас идти смотреть другие по направлению к клубу. Клуб, убранный во французском жанре, был величественен и закопчен. В этом роде в Париже нет ничего подобного. Рядом с клубом мы осмотрели дом, просторный и великолепный, наконец, хорошенький домик, белый и четырехугольный, который и решили занять.

Мы очень устали, я больше других. Со Смоленска я чувствую, что совершенно обессилел, и я еще имел наивность тратить внимание и силы на поиски квартир. Впрочем, внимание — сказано чересчур, но сил — много.

Мы устроились, наконец, в этом доме; похоже, что здесь жил человек богатый и любитель искусства. Дом удобного расположения, полон небольших статуй и картин. Здесь прекрасные книги: Бюффон, Вольтер, которого здесь можно найти повсюду, и «Галерея Пале Руаяль».

...Мы устроились и готовились было передохнуть, как вдруг вошел мсье Дарю и объявил, что надо двигаться. Я мужественно перенес весть, но это меня сразило.

...Мы направились прямо на пожарище, пробежав часть бульвара. Мало-помалу мы начали продвигаться в дыму, дышать становилось трудно. Наконец, мы вышли между пылающими домами. Все наши начинания опасны всегда только тем, что у нас абсолютно нет порядка и благоразумия. В этом месте довольно длинный хвост карет, желая избегнуть огня, въехал в самую середину пламени. Это имело бы смысл, если бы центр города был окружен кольцом огня. Но дело обстояло не так: огонь охватил только одну часть города, надо было из нее выбраться, но вовсе не обязательно было проезжать через огонь; следовало его обогнуть.

Проехать было невозможно, мы остановились, пришлось сделать крюк. Я задумался о великом зрелище, которое было у меня перед глазами, и на минуту забыл, что моя карета сделала крюк раньше других; я был в изнеможении; я шел пешком, потому что моя карета была доверху набита всем, что украли мои слуги, да еще сверху взгромоздился этот трус Б. Я думал было, что моя карета погибла в пламени. Франсуа пустил лошадей галопом. Моей карете не грозила никакая опасность, но мои люди, как и все остальные, были мертвецки пьяны и могли заснуть посреди пылающей улицы.

Возвращаясь, мы встретили на бульваре генерала Кирженера, которым я сегодня был очень доволен. Он призвал нас к отваге, то есть к благоразумию, и показал три или четыре дороги, по которым можно выехать.

Мы пошли одной из этих дорог, в 11 часов миновали кордоны, поспорили с возницами Мюрата. Я только тогда заметил, что мы едем по Тверской или по улице Твери. Мы выехали из города, освещенного прекраснейшим в мире пламенем, который образовывал огромнейшую пирамиду, она, подобно молитвам праведных, подымалась с земли и уходила в верхушку неба. Луна показалась сквозь дым и пламень. Это было внушительное зрелище, но, чтобы наслаждаться им, надо было быть одному или в обществе умных людей. Поход в Россию был для меня испорчен тем, что я проделал его с людьми, способными умалить Колизей и Неаполитанский залив.

Мы двигались по великолепной дороге в направлении к замку, называемому Петровским, где остановился его величество. Трах! Вижу, посреди дороги, рядом с моей каретой, в которой мне дали место из жалости, карету мсье Дарю, она кренится и, наконец, падает в ров. Дорога была не больше 24 футов в ширину. Проклятья, бешенство; карету нелегко было поднять.

Наконец, мы пришли к бивуаку; он расположен напротив города. Мы заметили огромную пирамиду, сложенную из московских пианино и канапе, которые доставили бы нам столько удовольствия, не будь этой мании пожаров. Ростопчина признают когда-нибудь или мошенником, или римлянином: посмотрим, как будут расценены его действия...

Стендаль, французский писатель, участник похода

Москва 19 сентября 1812 года 1 октября

Жители Москвы!

Несчастия ваши жестоки, но его Величество Император и Король хочет прекратить течение оных.

Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступления.

Строгие меры взяты, чтоб прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность.

Администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет и Градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе.

Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки. Городская полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров или полицейместеров и 20 комиссаров или частных приставов, постановленных во всех прежних частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки.

Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба.

Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию.

Сии суть средства, которые правительство употребило, чтоб возвратить порядок и облегчить ваше положение; но чтоб достигнуть этого, нужно, чтоб вы с ним соединили ваши старания, чтоб забыли, если можно, ваши несчастия, который претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежная и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнутся на ваши особы, и оставшееся ваше имущество, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов.

Жители! Какой бы вы нации ни были, восстановите публичное доверие, источник счастия государств, живите, как братья с нашими солдатами, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам и скоро ваши слезы течь перестанут.

Интендант или управляющий городом и Провинцией Московской

Лессепс

Русские в родной столице

Пред вступлением французов в Москву, как известно, все жители искали спасения от угрожавших им бедствий. Увлеченный общим примером, Бестужев-Рюмин с женою и двумя малолетними сыновьями из квартиры своей перебрался в Вотчинный Департамент, надеясь быть там более безопасным. Это было в воскресенье утром, 1 сентября, а на следующий день неприятели уже овладели Москвой и в Троицкие ворота вторгнулись в Кремль. Разогнав холостым пушечным выстрелом народ, толпившийся около арсенала для взятия оттуда сабель и ружей, они рассыпались по всему Кремлю, вломились в здание Сената и наконец достигли Вотчинного Департамента. В это время находились там многие чиновники, еще с утра пришедшие за получением жалованья. Французы загородили им ружьями все входы и выходы, обобрали их всех до одного, в том числе и Бестужева-Рюмина, и выгнали вон, а сами остались для помещения в архивах Департамента. Тогда Бестужев с семейством своим побрел опять на прежнюю квартиру, где, кроме голых стен, не нашел уже ничего: все было разграблено, а вскоре огонь лишил его и самого крова: дом, в котором он помещался, сделался жертвою пожара.