Отголоски тишины

Я кивнула.

— Да, мама, собрала.

Она нахмурилась.

— Серьезно, не понимаю, как я родила настолько организованного ребенка.

Я снова попробовала улыбнуться.

— Тебе нужна помощь?

В дверь постучали.

— Нет, у меня своя система. Твой организованный мозг все испортит, — заявила она.

Я точно знала, что ее «система» заключалась в том, чтобы запихнуть в чемодан как можно больше одежды и закрыть его с помощью чистой силы.

— Лучше открой дверь.

Она кивнула в сторону прихожей.

— Это Зейн с «клеткой». Что-то он рано, — прозвучало так, будто это преступление, караемое смертной казнью. — Какой байкер отличается пунктуальностью? Объясни ему, что я ненавижу это понятие, — приказала она, развернулась и потопала прочь.

Я со вздохом отложила телефон в надежде на ответ Киллиана и пошла к двери.

Когда я ее открыла, у меня перехватило дыхание. Колени чуть не подкосились. По другую сторону порога стоял Киллиан и каким-то образом смотрел на меня глазами, наполненными моей болью. Мы глядели друг на друга пару секунд. Затем, даже не осознавая, что делаю, я бросилась в его объятия. Он мгновенно заключил меня в кольцо своих крепких рук, и я уткнулась лицом ему в грудь. Погрузившись в него, я вдохнула его запах, позволяя себе расслабиться в безопасности его объятий и скрыться в маленьком мире неизвестности, который он создавал, будучи со мной. Его губы прижались к моим волосам.

— Мне так жаль, детка, — пробормотал он.

Я ничего не ответила, просто прижалась к нему плотнее. Я не плакала, просто не могла. На тот момент слез у меня не осталось. Моя боль была настолько глубокой, что тело даже не реагировало на нее, просто онемело.

Киллиан держал меня в объятиях какое-то время, после чего осторожно, будто я фарфоровая, отстранил ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Веснушка, я понял, что не могу защитить тебя от вещей, которые причиняют тебе такую сильную боль. Я ничего не могу с этим сделать.

Я посмотрела на него ясным взглядом.

— Тебе только что это удалось, — прошептала я.

В его глазах отразилась нежность, и он ласково коснулся моей нижней губы большим пальцем. Грохот мотора заставил нас обоих посмотреть на обочину, где за байком Килла остановился внедорожник. Из него выбрался Зейн, пристально глядя на Килла. Вместо того чтобы подойти к нам, он захлопнул дверцу и прислонился к ней, скрестив руки на груди. Килл стиснул челюсть от этих странных действий, которые, очевидно, были понятны только мужчинам.

Он повернулся ко мне, и все следы жесткости исчезли, как только наши взгляды встретились.

— Знаю, вам пора уезжать. Но я хочу, чтобы ты мне позвонила, Веснушка. Написала. Что угодно. Просто давай о себе знать. Поговори со мной. В любой момент. Я не мог уйти, не сообщив тебе, что я рядом, — пробормотал он. — Я тебе не нужен, знаю, ты достаточно сильная, чтобы справиться с горем без меня. Но я тебе этого не позволю.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в голову, его губы на мгновение задержались там.

— Я буду ждать твоего возвращения, — пообещал он.

— Хорошо, — прошептала я.

Он отстранился, и я отчаянно не хотела отпускать его. Но отпустила. Как только его тело отстранилось от меня, агония мира вернулась. Я наблюдала, как Килл подошел к Зейну, очень близко, сказал ему что-то, чего я не услышала, а затем, не дожидаясь ответа, повернулся к своему байку. Он бросил на меня долгий многозначительный взгляд, прежде чем с ревом умчаться.

Я глубоко вдохнула. Вышло прерывисто, а сам воздух показался мне битым стеклом, но я повторила.

— Лекс, ты готова? — спросил глубокий голос Зейна.

Я взглянула на него.

— Да, — солгала я.

***

Похороны. Самый ужасный и отвратительный момент в моей жизни. Зайти в церковь и увидеть два гроба рядом. И в этих гробах находились два самых важных человека в моей жизни. Мертвые. Ставшие ничем.

Я чуть запнулась и остановилась прямо в проходе, не сводя с них глаз.

— Куколка? — прошептала мама, сжимая мою руку.

Онемев, я просто продолжала смотреть, чувствуя, что меня вот-вот вырвет. Такое ощущение, будто я вселилась в чужое тело. Это не могло быть моей жизнью.

— Лекс, — пробормотал Зейн, его рука сжала мою шею сзади.

Я вдохнула битое стекло.

«Будь смелой, душа моя».

Голос Стива прорезал битое стекло. Никто больше не мог его слышать, только я. Никто и не должен был его слышать, кроме меня.

Я использовала эту смелость, чтобы переставлять одну ногу вперед другой, пройти к скамье в первом ряду и сесть, Зейн и мама расположились по обе стороны от меня.

Мама поцеловала меня в голову.

— Я так горжусь тобой, Лекси, — прошептала она. — Они тоже гордились бы тобой. Ты ведь это знаешь?

Я перевела взгляд на маму.

— Но лишь в умеренной степени, да?

Мы с мамой удивили друг друга, разразившись приступом истерического смеха. Зейна обнял нас обеих. Я опустила голову ему на плечо.

— Лекси! — раздался голос после окончания службы.

Я вырвалась из рук Зейна и повернулась на знакомый голос. Увидев заплаканное лицо Эммы, я, не колеблясь, бросился в ее объятия.

— Эм, — пробормотала я, мой голос сорвался, и потекли слезы.

— Мне так жаль, детка, — сказала она мне в волосы, ее голос был сдавленным от слез.

Ава и Стив были семьей и для Эммы. Она всегда была моей лучшей подругой, и поскольку с родителями ей не повезло, мама, Стив и Ава старались, чтобы она проводила с нами как можно больше времени. Она являлась частью нашей семьи, и я со спокойной душой оставила ее в Вашингтоне, зная, что Стив и Ава присмотрят за ней.

Теперь их не стало.

При этой мысли на глаза вновь навернулись слезы, и Эмма, будто почувствовав это, сжала меня сильнее. Наконец, она отстранилась из моих объятий, стирая влагу со щек.

— Не понимаю, почему не накрасилась водостойкой тушью, — прохрипела она.

С грустной улыбкой я сжала ее руку. Эмма не всегда хорошо справлялась с эмоциями, и ей постоянно приходилось отгораживаться от них сарказмом или шуткой. С такими родителями, как у нее, она была вынуждена держать оборону, но я знала, что под жесткой внешностью скрывается нежное сердце.

— Привет, Эм, — поприветствовала ласково мама, подходя к нам сзади и обнимая обеих.

Мама в полной тишине делилась с нами силой.