Открывая новые страницы...(Международные вопросы: события и люди)

Имя Л. М. Карахана не забыто. Оно живет в книгах, кинофильмах и в памяти людей.

1 февраля 1989 года в Москве на доме 21/5 по улице Кузнецкий мост, где находился Наркомат иностранных дел СССР, по решению Советского правительства и Моссовета состоялось торжественное открытие мемориальной доски, приуроченное к 100-летию со дня рождения Л. М. Карахана.

В. Л. Генис [40] «Упрямый нарком с Ильинки» (О Г. Я. Сокольникове)

40

Владимир Леонидович Генис — литератор.

«Любитель парадокса», «ценнейший работник», «наш милый, талантливый и ценнейший т. Сокольников»… Эти слова, принадлежащие В. И. Ленину, сказаны о человеке, имя которого более полувека старательно вычеркивалось из нашей официальной истории. Проклятое и, казалось бы, навсегда преданное забвению во времена сталинского лихолетья, оно и позже упорно замалчивалось, а если и упоминалось, то почти исключительно в негативном контексте. В 20-е годы это имя было хорошо известно. И не только старой ленинской гвардии и широким партийным массам, знавшим Григория Яковлевича как видного большевика, активнейшего участника двух российских революций и гражданской войны, одного из авторитетных руководителей ЦК партии и Исполкома Коминтерна. Имя первого наркомфина СССР знали, без преувеличения, все грамотные граждане Союза. Оно прочно ассоциировалось со знаменитой денежной реформой 1922–1924 годов, позволившей стране решительно покончить с финансовой разрухой, справиться с гигантским бюджетным дефицитом и квадриллионами ничего не стоивших дензнаков, остановить бешеную пляску цен. Имя «большевистского финансиста» неразрывно связывалось с твердым советским червонцем — «золотой банкнотой», «феноменом организованного хозяйства», перед которым с величайшим почтением склоняли голову финансовые заправилы капиталистического мира.

Встреченный издевательствами и злобной бранью мировой буржуазной и белогвардейской прессы, ехидными насмешками дельцов-спекулянтов и настороженным недоверием большинства советских хозяйственников, червонец, ворвавшись в хаос непрерывно обесценивавшейся совзначной валюты, не только занял доминирующее положение в государственной денежной системе, но и уже через полтора года полностью вытеснил бумажный совзнак. На нашем внутреннем рынке перед червонцем капитулировали американский доллар и английский фунт стерлингов. Его поразительная устойчивость вызывала изумление повсюду в мире, а успех денежной реформы в СССР ставился в пример другим странам. «При падении франка, при катастрофе марки, при общем нарушении всех валют, — говорил на II Всесоюзном съезде Советов в январе 1924 года заместитель председателя Совнаркома и Совета Труда и Обороны Л. Б. Каменев, — у нас в Союзе ССР введены в обращение на 300 миллионов рублей твердой валюты, а те банкиры, те правительства, которые нас не признают де-юре, очень хорошо признают бумажку, на которой написано: сие считать за 10 рублей и подписано: Сокольников».

Без иностранной помощи, в условиях финансовой блокады Советское государство создало полноценную, единую на всей территории СССР, устойчивую конвертируемую валюту. «Великан пробуждается, — писала американская пресса. — …Русская валюта — одна из немногих, которая котируется несколько выше курса доллара… Ничто более не сможет задержать окончательного восстановления СССР». Уже в 1925 г. советский червонец официально котировался на валютных биржах Вены, Каунаса, Константинополя, Милана, Ревеля, Риги, Рима, Тегерана, Улан-Батора, Харбина и Шанхая. Широкие операции с червонцами производились в Англии, Германии, Голландии, Польше, США, во многих других странах. Червонцы котируются выше всякой другой европейской валюты, сообщало агентство Юнайтед Пресс.

Руководствуясь стратегией ленинской новой экономической политики, СССР стремительно возрождался из разрухи. Денежная реформа, ставшая тогда переломным этапом хозяйственного развития страны, заложила прочную финансовую базу для дальнейшего, более уверенного и ускоренного подъема всех отраслей народного хозяйства. На XIII съезде РКП(б) в мае 1924 года один из делегатов в своем выступлении упомянул о разговоре с нэпманом. Тот считал, что большевики должны поставить памятник человеку, который провел денежную реформу, — такое это трудное дело. Оклеветанному и незаконно репрессированному наркомфину памятника не поставили… Вероятно, уже никто не узнает, в какой безымянной братской могиле он похоронен. Блестящие же результаты его детища — денежной реформы — после свертывания нэпа были фактически сведены на нет.

В историю Советского государства Сокольников вошел не только как «большевистский финансист», но и как закаленный, испытанный революционер, прошедший царские тюрьмы и ссылку, крупный, хотя и «увлекающийся», по определению Ленина, политик, «талантливый журналист» [41] , боевой комиссар и командарм гражданской войны, видный экономист, известный дипломат, автор ряда серьезных работ по финансовым и экономическим вопросам. Высокообразованнейший, широко эрудированный человек, поражавший окружающих мощью своего интеллекта, смелостью и остротой мысли, многообразием и разносторонностью талантов, — таким был этот подлинный партийный интеллигент ленинской формации, одна из наиболее ярких фигур в когорте творцов Великого Октября.

41

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 427.

Григорий Яковлевич Брилиант (партийный псевдоним — Сокольников) родился 15 августа 1888 года в г. Ромны Полтавской губернии. Его отец, доктор медицины, работавший врачом на Либаво-Роменской железной дороге, после переезда семьи в Москву дослужился до чина коллежского советника, владел аптекой на Трубной площади. Еще гимназистом Григорий включился в революционное движение. В 1905 году 17-летним юношей вступил в московскую большевистскую организацию, участвовал в Декабрьском вооруженном восстании. Будучи признанным лидером революционно настроенной учащейся молодежи, Григорий, как и его друг Николай Бухарин, стал одним из основателей и руководителей подпольной социал-демократической организации средних учебных заведений Москвы. Хорошо знавший его в юности писатель И. Г. Эренбург позже вспоминал, что уже тогда Сокольников казался ему «стратегом»: был серьезен и строг, мало разговаривал, любил шахматы. «Благодаря своей эрудиции, — отмечал другой участник ученической организации Б. А. Дунаев, — непреклонной воле и некоторой сдержанности в личных отношениях, он у нас на общих собраниях являлся неизменным председателем, умевшим вовремя и блестяще пресечь разгоравшиеся страсти». Уже с весны 1906 года Григорий вел пропагандистскую работу в Городском районе Москвы, в основном среди печатников, потом в Сокольниках — среди ткачей. Под конспиративным именем «Леонид» в качестве члена подпольного Сокольнического райкома РСДРП работал агитатором, организатором, ответственным пропагандистом района; одновременно активно участвовал в деятельности Московского Военно-технического бюро — штаба большевистских боевых дружин.

Его арестовали на собрании комитета 24 сентября 1907 года. При обыске у него дома полиция обнаружила печать райкома, тезисы Доклада Ленина на Петербургской общегородской конференции РСДРП, денежные отчеты МК, другие партийные документы. Полтора года, проведенные в одиночной камере Бутырской тюрьмы, были заполнены усиленными занятиями экономикой, историей, философией. «Чтение, — вспоминал Сокольников, — обычно разнообразилось игрой в шахматы с соседями по методу перестукивания через стенку. Вопреки конфискациям шахмат, которые лепились из хлеба, и карам за перестукивание, игра эта процветала». Дело студента Московского университета Григория Брилианта рассматривалось 18 сентября 1908 года в особом присутствии Московской судебной палаты, наполовину при закрытых дверях. За принадлежность к «преступному сообществу» молодой революционер был приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке на вечное поселение в Сибирь. Тюремный режим и суровый приговор не сломили его. Незадолго до отправки по этапу за отказ снять шапку перед начальником тюрьмы юношу, заковав в кандалы, бросили в карцер, перевели на положение каторжанина.

Местом поселения ему определили село Рыбное Енисейской губернии, на Ангаре. «Что касается меня, — писал он из ссылки Бухарину, — то я остался тем же, чем был, разве только глубже обдумал и органически слился со всем строем прежних убеждений». Задерживаться в Рыбном до зимы Григорий не собирался и уже через шесть недель, вместе с большевиком Г. Л. Шкловским, совершил дерзкий побег. Поменяв арестантские наряды на городскую одежду и выдавая себя за людей, едущих с золотых приисков, беглецы сначала на лодке по реке, а потом на лошадях от деревни к деревне пробирались к городу Канску, оттуда по железной дороге — в Европейскую Россию. Оставаться в Москве было рискованно — за побег из Сибири полагалось не менее трех лет каторги. Добравшись до Мариамполя, Григорий с помощью товарищей перешел прусскую границу.

«Поселившись осенью 1909 г. в Париже, — сообщал Сокольников в автобиографии, — заведовал по поручению Ленина рабочим клубом «Пролетарий». В русской библиотеке на Авеню де Гобелен происходили в это время эмигрантские собрания, на которых Ленин воевал против ликвидаторов и отзовистов. С Надеждой Константиновной Крупской познакомился в редакции Ц. О. «Соц. — Демократ», где она обычно тщательно собирала сведения о происходящем в России от приезжих, являвшихся в редакцию. Ленина впервые видел на собрании парижской большевистской группы: был его доклад о двух возможных путях аграрного развития в России. Была тяжелая полоса разгара реакции, но от Ленина веяло несокрушимой твердостью и бодростью. Жил он в крохотной квартире на улице Мари-Роз, долгие часы проводил за работой в Национальной библиотеке, вечером в маленькой, блестящей от чистоты кухне за более чем несложным ужином Владимир Ильич беседовал с товарищами, заглянувшими его проведать. В Париже окончил юридический факультет и курс доктората экономических наук».

В условиях идейных разногласий и организационного разброда в рядах социал-демократии в годы реакции, последовательной борьбы Ленина за чистоту и выдержанность партийной линии Григорий (в эмиграции он был известен как Виктор Сокольников) примкнул к группе «большевиков-партийцев», или «нефракционных большевиков», лидерами которой являлись М. К. Владимиров, А. И. Любимов и С. А. Лозовский. Последние, настаивая на необходимости организационного сближения с меньшевиками-антиликвидаторами, возглавляемыми Г. В. Плехановым, утверждали, что, оставаясь большевиками, не согласны с якобы раскольнической тактикой ленинцев, их нетерпимостью к идейным противникам. Владимир Ильич, подвергнув «партийцев» беспощадной критике, назвал их «новой фракцией примиренцев», «игрушкой в руках ликвидаторов». По свидетельству одного из современников, И. Д. Мордковича, «Ленин очень хорошо относился к Г. Я. Сокольникову, не хотел его терять и часто с ним беседовал». И все же полностью вырваться из плена примиренческих иллюзий Григорию Яковлевичу удалось только после возвращения на Родину.