Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)

И как же теперь исправить хоть что-нибудь? Если ты останешься в этом настроении, и у меня будет: как искупить то зло?

...И давно бы нам начать думать не о зле от другого, а о зле от себя.

Так и давай друг другу простим, а каждый себе - не простим. И будем годами заглаживать, и будем друг ко другу добры, отзывчивы, дружественны.

Так тяжело, как никогда в жизни не было... А - надо. Надо развестись.

Целую тебя сердечно".

Именно в тот день в "Известиях" была напечатана статья "Нобелевская премия и "холодная война".

Название статьи было позаимствовано из американской газеты "Дейли Уорлд". По сообщению корреспондента ТАСС, автор статьи в этой американской газете утверждал, что присуждение Солженицыну Нобелевской премии по литературе - явно политическая провокация в духе холодной войны. А корреспондент ТАСС из Швеции пересказывал редакционную статью, помещенную в коммунистической газете "Норшенсфламман". Газета эта заключает, что Шведская академия "нанесла ущерб деятельности Нобелевского фонда, доверие к которому в результате случившегося оказалось поколебленным как в национальном, так и в международном масштабе"1.

1 Обе статьи напечатаны в журнале "За рубежом". 1970. № 43. 23-29 октября.

В нашей печати, это был уже третий отзвук на получение моим мужем Нобелевской премии! Разумеется, на самом деле за границей было значительно больше поощрительных откликов. В то время я уже не слушала западных передач, а пришедшие позже в дом Солженицына иностранные статьи уже не попали в мои руки. Тщательно ведущаяся мною много лет летопись событий, связанных с моим мужем-писателем, с этого времени обрывается. ...Подхватит ли кто-нибудь эстафету?..

Два дня, 24 и 25 октября - это были суббота и воскресенье, - моего доктора Валерии Михайловны в больнице не было. Не было и ее гипнотизирующих разговоров. Может статься, мое настроение и не колебнулось бы, если бы в эти дни не показывали по телевидению обе серии "Анны Карениной" и я не посмотрела их...

В субботу я видела мечущуюся на экране Долли, в отчаянии и гневе. Долли, кричавшую, что она ненавидит мужа, который мог... с гувернанткой...

В воскресенье я видела Каренина, негодовавшего, что из-за измены жены возненавидел даже сына... Ненависть, негодование в ответ на измену! Толстой понимал это, оправдывал!..

И что-то стронулось во мне, и меня повело в другую сторону...

А ведь Саня в это воскресенье - я знала это - должен был звонить моему врачу, договариваться, когда придет в больницу.

И вот я снова в смятении и в слезах... Где же я сама?.. Где истинные мои чувства?.. Мои собственные решения?.. Что я могу и могу ли?..

В понедельник, 26 октября, во время врачебного обхода, Валерия Михайловна посмотрела на меня подозрительно. А потом очень скоро пришла ко мне:

– Ну вот... Что случилось?.. Я вижу, что вы не та...

Я в слезы.

– А ведь мы договорились с Александром Исаевичем на сегодня, на два часа. Придется отложить вашу встречу.

Муж собирался прийти во вторник, но на день раньше закончил работу и потому ускорил свой приход. И тут все решало время! Значит, вчера были закончены последние странички "Августа четырнадцатого"!

..Видеть мужа - для меня уже само по себе так много! Чтобы отказаться от этого?..

– А может, постараемся меня подготовить?..
– спохватилась я.

– Я скажу сестре, чтобы она дала вам таблетку седуксена сейчас, а в 12 часов - само собой...

Проглочены таблетки, как решено. Все силы свои напрягаю, чтобы вернуть себе то свое состояние: умиротворенное, жертвенное, согласное, высокое, до которого не поднялись ни Долли, ни Каренин... А кто поднялся?.. Ничего, пусть я буду первой. Я все равно была попрана. А теперь он оценит... Наградит...

После двух часов ко мне приходит Вероника.

– Он здесь, с врачом, - быстро говорит она мне.
– Волнуется. Что-то выпил. Умоляю, будь на высоте!

Одно сознание, что сейчас увижу его, наполняет радостью, тревожной радостью...

Очень скоро приходит Валерия Михайловна, зовет меня. Она вводит меня в маленькую комнатку. Снаружи было похоже на фотолабораторию, какая-то фанерная пристройка...

И вот мы вдвоем! Какое счастье видеть его! Да еще таким!.. Сколько чувств смешано на его лице, в его глазах, едва ли не заплаканных... Мы сидим друг против друга. Мои руки в его руках.

– Ты не представляешь, какие у нас с тобой будут теперь отношения... Давно нам надо было думать больше друг о друге... Теперь... будем?

– Да... Да...

Не слова были важны. Я видела душу его в его глазах. Я верила ей, в нее. Точно на крыльях поднималась, поднималась все выше.

Я вошла к нему такая слабенькая, чуть ли не шатаясь. А тут силы стали вливаться в меня через его глаза, через голос, через прикосновение его рук... Это было поистине воскрешение.

– Когда же можно тебе выписаться?

– Давай спросим доктора. Возможно, завтра? И я с живостью встаю, выхожу из комнаты, разыскиваю Валерию Михайловну.

– Мы обо всем договорились. Вы можете меня завтра выписать?..

– Могу хоть сейчас.

– Пожалуйста!

– А завтра и в Рязань съездим, - говорит Александр Исаевич.

– Да вы дайте ей хоть день прийти в себя после больницы. У нее здесь постельный режим был, - усовещевала мужа Валерия Михайловна.

Уже и Вероника с нами. Обсуждаем все: у меня в больнице есть даже теплая одежда, только на ноги нет ничего, кроме шерстяных носков и домашних туфелек. Ничего страшного. Можно такси подогнать к самому парадному...

Документы для выписки готовы. Саня идет за такси. Радостно возбужденная, я раздаю соседкам по палате конфеты, фрукты, которые мне, приносили сюда в изобилии. Прощаюсь с ними.

На такси втроем проехали совсем немного. Около метро "Октябрьская" Александр Исаевич вышел.

– Если билеты окажутся, возьму все же на завтра, - говорит он.

Едем дальше вдвоем с Вероникой, едем на Чапаевский.

Мама удивлена. Для нее моя выписка совершенно неожиданна. К тому же я вовсе не кашляю. Так быстро выздоровела от воспаления легких?..