Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
Шрифт:
Слух же о том, что СП РСФСР подтвердил исключение Солженицына, оказался, увы, верным: 5 ноября, когда Твардовский тщетно пытался весь день дозвониться секретарю СП СССР Воронкову, шло заседание в СП РСФСР. Воронков, конечно же, был там. Вся редакция "Нового мира" была встревожена. Твардовский, не дозвонившись Воронкову, куда-то уехал, вероятно, на улицу Воровского. Вернулся он в редакцию поздно, дождался его только Лакшин. Лакшин поделился с Дорошем, а тот позвонил Анне Самойловне, что секретариат СП РСФСР подтвердил рязанское решение и что вообще все очень плохо..
Дни праздника провела в "Сеславине". Надо было отойти
10-го еду в Москву и сразу же звоню Софье Ханановне. Твардовский уже в редакции, я могу приехать.
Твардовский показался мне стариком, будто лет десять его не видела... Пока читал письмо Александра Исаевича - пару раз улыбнулся. (Вероятно, тогда, когда прочел, что его похвала "Отрывка" важнее для Солженицына, чем его исключение. И возможно, когда прочел, что Солженицын не впал в уныние и что "чехвостил их очень бодро".) Однако, прочтя все, сказал:
– Оптимизм Александра Исаевича неоправдан. Положение слишком серьезное.
Он должен его видеть, должен знать, будет ли он подавать апелляцию, "так как, - добавил он значительно, - дело это меня касается не в меньшей степени". Он тоже должен принимать жизненно важные шаги. Александр Исаевич должен приехать не позднее 12-го: 13-го предполагается публикация об его исключении в "Литературной газете".
Александр Трифонович спросил у меня, получал ли Александр Исаевич деньги за свои романы из-за границы, что ставилось ему в укор на заседании секретариата СП РСФСР.
– Ни копейки! Клянусь вам.
– Какие подлецы!
И еще Александру Исаевичу поставили в вину, что он не приехал на то заседание секретариата. Ведь Таурин сказал ему о совещании и настоятельно советовал ехать!
...На следующий день! В другой город! Но Александру Исаевичу и в голову не приходило, что его вопрос смогут решать в его отсутствие! Ведь он даже не получил никакого вызова!..
Я спросила Александра Трифоновича, имело ли значение, что муж редко посещал собрания Рязанского отделения.
– Тогда Шолохова нужно было бы исключить в девятнадцатом веке! ответил он.
Еще Твардовский рассказал мне, что Воронков хватается за голову: что он будет отвечать западным корреспондентам?..
Александр Трифонович взял у меня экземпляр "Изложения", три письма Александра Исаевича Эрнсту Сафонову и одно - от Сафонова, написанное, видимо, под диктовку Кожевникова (с требованием объяснения, почему Солженицын не посещает заседаний Рязанского отделения).
Не только один Твардовский хочет приезда Александра Исаевича, друзья тоже на этом настаивают: надо посоветоваться о дальнейших действиях.
Звоню в Рязань. Муж обещает завтра приехать (то есть 11-го).
Вечером я в "Сеславине". Застаю там и Ростроповича, и Вишневскую. Читаю им "Изложение". Потрясены. Особенно возмущены, когда читаю: "...дать ему 3 минуты!" Ростропович все время повторяет, пока читаю: "Позор! Какой позор!"
– Это все равно, как если бы меня забраковала Рязанская филармония! говорит Мстислав Леопольдович. Он предлагает не унывать: ни мне, ни ему. Если Солженицына не будет в Союзе писателей - тем хуже для них! Апеллировать ему не надо. Он же, Ростропович, готов действовать! Совместно с Твардовским, с Шостаковичем.
Не зная точно, когда и куда раньше приедет Александр
Исаевич, решаю первую половину дня ждать его в "Сеславине". Печатаю еще одну закладку "Изложения" и одновременно готовлю обед: бульон и тушеную говядину. Не дождавшись мужа, еду в Москву. Узнаю, что он уже был в "Новом мире", говорил с Твардовским.Эту встречу свою с Твардовским Солженицын описывает в "Теленке". Твардовский был близок к тому, чтобы уйти из "Нового мира". Александр Исаевич уговорил его не делать этого. "Пока стоите - еще не сбиты! Зачем вы хотите поднести им торт - добровольно уйти? Пусть эту грязную работу возьмут на себя"1.
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 291.
С мужем я увиделась вечером. Он показал написанное им ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО в СП РСФСР. Оно было на двух страницах. В нем все было поднято, как он сам выразился, на другой уровень. Написал он его еще в Рязани, после того, как удостоверился, что его исключение утверждено. Первой читательницей этого ПИСЬМА была моя мама. Меня ПИСЬМО как-то воодушевило, оказалось созвучно с моим настроением, однако стало и немного страшновато. Муж хочет послать ПИСЬМО в тот день, когда появится в "Литературной России" или в "Литературной газете" сообщение об его исключении. До этого он его из рук не выпустит. Скорее всего, сообщение об исключении появится в "Литературной России" в пятницу.
Поздно вечером вернулись в "Сеславино". На душе неспокойно. Меня жгут слова нового ПИСЬМА моего мужа...
Как и в ПИСЬМЕ IV съезду писателей - оглушающее начало: "Бесстыдно попирая свой собственный устав, вы исключили меня заочно, пожарным порядком, даже не послав мне вызывной телеграммы, даже не дав нужных четырех часов - добраться из Рязани и присутствовать".
Дальше - подобно воззванию, как предостережение:
"Протрите циферблаты!
– ваши часы отстали от века. Откиньте дорогие занавесы!
– вы даже не подозреваете, что на дворе уже рассветает. Это - не то глухое, мрачное, безысходное время, когда вот так же угодливо вы исключали Ахматову. И даже не то робкое, зябкое, когда с завываниями исключали Пастернака. Вам мало того позора? Вы хотите его сгустить? Но близок час: каждый из вас будет искать, как выскрести свою подпись под сегодняшней резолюцией".
Следующие абзацы звучали не только обвинительно, но и оскорбительно:
"Слепые поводыри слепых! Вы даже не замечаете, что бредете в сторону, противоположную той, которую объявили. В эту кризисную пору нашему тяжелобольному обществу вы неспособны предложить ничего конструктивного, ничего доброго, а только свою ненависть-бдительность, а только "держать и не пущать!"
Попутно взяв под защиту Лидию Чуковскую и Льва Копелева, Солженицын обрушивается на святая святых нашей идеологии, противопоставляя "классовой борьбе" цельное и единое человечество.
"А человечество отделилось от животного мира - МЫСЛЬЮ и РЕЧЬЮ. И они естественно должны быть СВОБОДНЫМИ. А если их сковать - мы возвращаемся в животных.
ГЛАСНОСТЬ, честная и полная ГЛАСНОСТЬ - вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже, - заключает он.
– И кто не хочет нашей стране гласности - тот равнодушен к отечеству, тот думает лишь о своей корысти. Кто не хочет отечеству гласности - тот не хочет очистить его от болезней, загнать их внутрь, чтоб они гнили там".