Отомщенная душа

Айден потерла висок. Что-то внутри себя показалось ей неправильным, когда она прочитала эти слова. Будто она каким-то образом попрала Кейна. Она положила листок и фотографию обратно в коробку и сложила оставшиеся предметы внутрь.

Забавно, как в одной маленькой картонной коробке вместилось больше чувств, чем во всем ее мире. Столько спрятанных воспоминаний о его жизни.

Шаги приблизились сзади. Кейн опустился на колени рядом с ней, перебрал фотографии, лежащие сверху, и потянулся к некрологу, который она только что держала. Его губы сжались, когда он взглянул на него.

– Наша мама… как бы это сказать… начала жизнь с чистого листа, когда Марии стало хуже. Стала по-настоящему религиозной, что было странно, потому что никогда раньше такой не была. Отсюда и мое имя, - он хохотнул.

– Марию назвали в честь тети, кажется.

Кейн потянулся за фотографией в стопке.

– Думаю, что моя мама проводила больше времени в церкви, чем с моей сестрой, - он прочистил горло.
– Это было летом, когда все стало совсем плохо. Большинство моих друзей играли в бейсбол или катались на велосипедах. Блин, я тоже хотел. Но я только сидел с Марией. Все дни напролет. Казалось неправильным делать то, что она больше не могла. У меня же было впереди достаточно времени, чтобы делать это.

Тишина на мгновение повисла в воздухе, и Айден почувствовала, что должна что-то сказать, но промолчала.

– Я читал ей каждый вечер, как раньше всегда делала мама. Ее любимой книгой была «Там, где живут чудовища», - он усмехнулся.
– Заставляла меня читать ей эту чертову книгу снова и снова, - Кейн нахмурился и положил некролог обратно в коробку.
– Однажды она сказала мне, что если бы была тем мальчиком из книги, то не вернулась бы, - он посопел и покачал головой, - Помню, как по простоте душевной подумал, почему же ей хотелось остаться в мире монстров, чем быть дома в своей постели?

– Не помню, читала ли я когда-нибудь эту историю, - в голосе Айден появилась несвойственная мягкость, и она даже понадеялась, что Кейн этого не расслышал. Она произнесла это только для того, чтобы что-то сказать.

– Это классика. Одна из моих самых любимых книг, - Кейн порылся в ящике.
– Мой отец отдал мне эту коробку сразу после смерти мамы. Как видишь, у меня руки не дошли до нее.

Он сгреб один из хоккейных трофеев.

– Я никогда не был хорош в хоккее.

– Достаточно хорош, чтобы получить приз.

Кейн улыбнулся.

– Тогда каждый получил приз. Моего отца это раздражало до усрачки. Всегда говорил, что это порождает посредственность, - он бросил приз обратно в коробку.
– Говорил: «Какой, черт возьми, смысл быть самым быстрым или самым сильным, если всегда есть что-то больше, быстрее и сильнее нас?».

Айден пошевелила пальцами.

– Похоже, ты везде успевал, а?

– Да. Мне нравилось быть занятым. Это удерживало меня подальше от дома.

– Похоже, у тебя было нормальное детство. Достойная жизнь, - почему ей вдруг нужно стало услышать это от него, она не была уверена.

– Если ты интересуешься, готов ли я умереть, я пощажу тебя. У тебя нет другого выбора. Не важно, какой была моя жизнь или какой она могла стать. Есть то, что есть.

Она снова оперлась подбородком в колено.

– По крайней мере, ты сохранишь свои воспоминания.

– Я бы отдал все воспоминания, чтобы вернуться к тому, кем я был на прошлой неделе. Обычный нормальный парень, который делает обычные вещи.

Она откинула голову на бок.

– А твоя сестра, Мария? Ты бы предпочел забыть и ее, чтобы быть тем, кем ты был?

Он сжал челюсти, на лице появилось выражение боли.

– Я любил свою сестру. Но она умерла очень мучительной смертью. Я знаю, что она простит меня, позволит забыть прошлое, если это значит снова стать хорошим парнем.

Айден сидела, какое-то время, впитывая его слова, а затем произнесла:

– Кейн… ты не плохой парень… пока.

– Ну, да, - он вскочил на ноги, сунув руки в карманы.
– Ты нашла то, что искала?

Айден заметила, что он побрился, больше никакой неухоженной щетины. И переоделся: темные джинсы, черные сапоги, серая футболка, по-винтажному выглядящий черный кожаный жакет с белыми полосками на рукаве. Твою ж налево. Неплохой прикид для волка. Чертовски хорош. Еще и одеколон? Приятный.

– Эмм… Что такое?

– Ты нашла, что нужно?

Выйдя из транса, Айден прочистила горло.

– У тебя есть домашний питомец?

– Нет. А что?

– Тогда, нашла, - она подняла клок серой шерсти, который подобрала в гостиной.
– Думаю, что здесь были волки. Небрежная работа. Он определенно новичок в стае. Нашла резюме Эвана в одной из твоих папок. У тебя полный набор рабочих файлов дома, да?

– Я не помню, когда последний раз у меня был выходной, - Кейн взял шесть с брезгливым выражением лица.
– Эван - волк. И что теперь?

Ехидная усмешка разлилась по ее лицу.

– Я чувствую себя готовой надрать задницу.

Он приподнял одну бровь:

– Кому?

– Волку, который мог укусить тебя.

***

Кейн посмотрел на адрес в резюме и сравнил его с номером на трейлере.

– Да. Это здесь.

Расположенный в задней части трейлерного парка, дом Эвана был неопрятным. Небольшой, вероятно, из небольшого трейлера, снятого с колес. Подъездная дорога была пуста. На снегу валялся мусор, вдобавок к выцветающим желтым лужам мочи и кучами дерьма повсюду.

– Я же говорила тебе, что собаки - грязные твари, - сказала Айден, отступая от пятен на снегу.

– Можешь убить меня до того, как я насру на чьей-нибудь лужайке.

Айден засмеялась и подошла к двери трейлера. Она заглянула в него через окно.

Злобный лай раздался в ответ, и пасти двух питбулей мелькнули перед ней по ту сторону оконного стекла, собаки бешено подпрыгивали и рычали.

Она сошла с полуразрушенной лестницы.

– Иди.

– Я? Чтобы мне вырвали горло обе собаки, которых, возможно, сбрендили от жестокого обращения? Ты спятила.

– Просто сделай это.

Кейн запыхтел и прошел мимо нее, заглядывая в трейлер.

– Правильно. Какая к черту разница? Может, они окажут мне честь, разорвав горло вместо тебя.

Лай прекратился, но собаки все еще скалили зубы, рыча, будто предупреждая Кейна не делать глупости.

По правую руку от него начало садиться солнце, исчезая вдали. Зима. Как будто заставляя его терять больше времени, волк укусил его во время самых коротких дней, бросив его на милость долгих, болезненных ночей.