Отпуск бойцовской курицы

Мы сидели во дворе дома Петровича, ели шашлык и слушали рассказ Романа.

— Когда Хобот с Семеном вышли, я увидел, что антиквар еле переставляет ноги. Возле машины Сема шарахнул его по голове и загрузил в салон. Хорошо, что я приехал с Захаром. Они прямым ходом направились в Судак. Хорошо, что уже темно было и машин не слишком много… «Жигули» у Захарки старенькие, того и гляди развалятся, правда, бегают неплохо. Пару раз нас пытались гаишники остановить, да куда там! Пронеслись мимо, боялись не успеть! — Алексеев промочил горло хорошей порцией вина и продолжал: — Проследили мы, значит, за ними до причала. А дальше… Я вспомнил рассказ Женьки про то, как они труп Марго нашли, и подумал, что, вероятнее всего, Семен опять туда поедет. Мы с Захаром мухой помчались к Ваньке. Он сообразительный пацан! Отца разбудил, лодку завели и вперед! Правда, по пути к причалу мы заехали в отделение. Сначала нам там не поверили: мол, мало ли что может померещиться в горячую южную ночь? А потом все-таки убедили ребят! Ну а что было после, вы знаете!

Полковник вертелся на месте и никак не хотел верить, что такие дела творились у него под носом и без его непосредственного участия.

— Ром, а какую роль Чибис с Ченом играли? — поинтересовалась Дуська, уважительно глядя на Алексеева.

— Чибис — шестерка, он только вынюхивать да выглядывать может, а вот Чен — маньяк самый настоящий. Ему просто таки удовольствие доставляло людей кромсать. Ведь это он голову Марго отрезал! Говорит, она еще живая была…

Всех присутствующих слегка передернуло, а я представила, что могло бы быть с нами, и собралась было зареветь от ужаса. Но потом передумала — все-таки все уже позади, чего зря слезы лить?

— А с Хоботом что? — спросила я, любуясь императорским перстнем.

— Крыша у него съехала! — ответил Алексеев. — В Симферополе он, в психушке. Плачет целыми днями, с Марго разговаривает и с телохранителем своим. Ты, говорит, Семен, головой за нее отвечаешь… Да про иконы все бормочет.

— Жень, ты обещала про Рублева рассказать, — напомнил чернокожий Ванька.

— Обещала — расскажу! — сказала я и начала: — «…тое же весны почаша подписывати церковь каменную святое благовещенье на князя великого дворе… а мастеры бяху Феофан иконник гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев»…