Отрешенные люди

— Чего же спрашиваете, коль не сомневаетесь?

— Я, будучи в Петербурге, слышал про сильное влияние при дворе графа Ивана Ивановича Шувалова.

— Все Шуваловы — люди весьма знатные, а соответственно, и влиятельные, — как ребенку, выговаривал ему Гендриков, — преобразования, которые затеял Петр Иванович, нельзя выполнить без высочайшего одобрения, а чтоб их, Шуваловых, кто–нибудь на вороных не обскакал, то на это есть Александр Иванович, опять же Шувалов, и к тому же начальник Тайной канцелярии. Надеюсь, вам известно, чем там занимаются.

"Точно школяра какого наставляет", — с обидой подумал Кураев и начал искать предлог, чтоб отправиться спать или перевести их беседу в другое русло. Но граф заметил тень обиды, промелькнувшую на лице собеседника, и чуть изменил тон.

— Императрица не хуже нас с вами понимает, что каждый старается выказать ей как можно больше расположения и тем самым обратить на себя высочайшее внимание. Тем и ценен граф Алексей Григорьевич, что всегда постоянен и личной корысти не блюдет. Его брат большой роли не играет, хотя тоже не последний человек при дворе, а чтоб Шуваловы всю страну под себя тихонько не подмяли, то на это есть граф Бестужев—Рюмин. Насколько мне известно, ваш большой покровитель. Иного слова, извините, подобрать не могу.

— Мой, как вы изволили выразиться, покровитель, Алексей Петрович, сдерживает не только неосторожные шаги известных вам особ, но и ведет российский корабль, извините за высокий штиль, по наиболее благоприятному фарватеру, выбирая тихие гавани в дружественных державах.

— Вполне возможно, хотя я лично и не всегда согласен с его лоцманскими расчетами, но это уже не моя вотчина, сужу о том как рядовой обыватель. Только кажется мне, повторюсь, на взгляд обывателя, заведет он нас в английскую гавань, откуда мы не скоро выберемся. Старушка Англия — дама корыстолюбивая и даром чихать не станет, не то что спасательный конец нам кидать — не подумает, а еще и оттолкнет в самый шторм.

— Вы думаете, Франция к нам более расположена?

— С ней у нас общие интересы на континенте. Фридрих и вся его Пруссия никому не дают спокойно жить. Он еще нас по боку своей плюгавой башкой двинет.

— Полностью с вами в том согласен, — облегченно вздохнул Кураев, что наконец–то нашел с графом точку соприкосновения. — Король Фридрих очень опасен, и чем раньше мы поставим его на место, тем лучше будет для нас и прочих европейских держав.

— Он довольно, к тому же, и хитер, будет строить куры императрице и всему свету до той поры, пока будет возможность, а потом, когда мы будем менее всего ждать, укусит побольней все с той же невинной рожей. Надеюсь, граф Бестужев это понимает? — пристально посмотрел Гендриков на Кураева, который все еще чувствовал себя школьником рядом с ним.

— Будьте спокойны, Алексей Петрович, насколько мне известно, делает все, чтоб обезопасить нас от этого неожиданного укуса.

— Этого мало, — покачал головой Гендриков, — надо бы заставить уважаемого вояку Фридриха показать зубы раньше, чем он будет готов к тому. Тем самым обнаружатся его истинные цели и замыслы.

— С ним это довольно трудно сделать, — наморщил лоб Кураев, соображая, что имеет в виду граф.

— Поясню, — бросил тот на стол салфетку и придвинул к себе изящный сливочник, — здесь лакомый кусок для Фридриха, он об этом знает. Нет, ни золото, ни крепость, а весьма важный человек, который очень ему нужен и может повлиять на всю ситуацию внутри страны. Так вот, он тянется к нему, граф положил руку на стол, направив ее в сторону сливочника, — пытается сделать это тихо и незаметно, а мы в этот момент по той руке тяп! — он стукнул серебряным ножом по кисти, — и готово.

— Долго придется ждать, когда Фридрих руку потянет, — возразил Кураев, отлично понимая, что ответит ему граф.

— А чтоб не ждать, знаете, что хороший охотник делает? Да, да, он садит у самого берега манок, утку на веревочке, и та сзывает к себе селезней. А уж дело охотника: не упустить момент.

— Я подозреваю, что манок ночует сейчас в комнате, наверху? — ехидно улыбнулся Кураев.

— Очень может быть, может быть. То дело случая. Но я бы рекомендовал вам не выпускать его из вида. Он может стать весьма полезным, когда настанет нужный момент.

— А кто такой Ванька Каин? — поинтересовался поручик. — Вы уж простите меня за неосведомленность.

— Вор. Обычный вор. Слышали про московские пожары этого лета? Его рук дело.

— Однако? — удивился поручик.

— Их там несколько, воровских шаек, замечено было, но он один из самых опасных.

— И почему он до сих пор не в цепях? Не на каторге? Куда смотрит московский губернатор?

— Тут все не так просто. Существует московский Сенат, который решил руками этого вора переловить всех прочих, о чем и поставили и губернатора, и полицмейстера в известность. Он умен и дерзок, этот Каин…

— Одна кличка чего стоит, — вставил Кураев.

— Да, умен и дерзок, — продолжил граф, — и честолюбив, мечтает о чинах и известности. Он пойдет на все, чтоб добиться доверия властей и как–то проявить себя. Мне сообщили, что за короткий срок он выдал более ста человек из числа своих бывших сообщников. Каково?

— Уму не постижимо, — развел руками поручик.

— Если за ним приглядывать, то многого можно добиться. Да.

— Уж не хотите ли вы и его использовать в своих целях?

— Никогда. Он мне неприятен, а я человек чистоплотный, не люблю, знаете ли, в навозе и вещах подобного свойства копаться, руки пачкать. Да к тому же он непредсказуем. Кто знает, куда и когда повернет. Нет уж, пусть с ним дело имеет господин полицмейстер и ему подобные. У меня иные заботы, — с этими словами граф поднялся и поклонился Кураеву, — спасибо за доставленную беседу, прошу извинить, если был резок в суждениях, но вы, думаю, мой друг, меня поймете. Слуга проводит вас в спальню. Спокойной ночи, — и Гендриков удалился в боковую дверь, через которую тотчас вошел лакей в ливрее сиреневого цвета и повел поручика наверх, неся перед собой зажженную свечу.

Утром, за завтраком, граф сообщил Ивану Зубареву, что поспособствует ходу его дела по выдаче разрешения на горные работы в уральских землях. Иван даже ушам своим не поверил, когда услышал это, но мигом сообразил, что граф явно пожелает иметь в том какую–то свою выгоду, и если не материальную, то… Домыслить, что может пожелать от него граф, у него не хватило воображения. Но за короткий срок пребывания в Москве он хорошо усвоил, что из добрых побуждений тут вряд ли кто помогает.

Когда граф уехал по делам, Иван попробовал выведать у Кураева, чем занимается Гендриков, по какому ведомству служит, но тот увел разговор в сторону, отшутился и порекомендовал не терять с ним дружбы, наведываться, коль случится быть в Москве. Это насторожило Ивана еще более.

Он представил, как в Тобольске расскажет о своем знакомстве с ближним родственником самой императрицы и как его за то высмеют.

На третий день граф Гендриков небрежно положил перед Зубаревым во время обеда разрешение, подписанное сенатской комиссией и с гербовой печатью на нем, на разработку залежей как серебряной, так и золотой руды на всем Урале, а в конце стояла приписка, не сразу бросающаяся в глаза: "С последующей передачей оных рудников в пользование Кабинета Ее Императорского Величества". Иван лишь тяжко вздохнул, поблагодарил и засунул бумагу подальше в карман.