Отрешенные люди

Оглядевшись, Кураев увидел, что еще двое человек в разных углах стоят возле ширм и не имеют повязок на лицах, значит, решил он, они тоже присутствуют на собрании в первый раз, а остальные собравшиеся являются постоянными членами.

— Исполним наш гимн, — сказал в это время низким, хрипловатым голосом с явным иностранным акцентом стоящий у треугольного стола мужчина, и все собравшиеся дружно затянули:

Чувство истины живое

Нас в священный храм влекло,

О, стремление святое!

Сколь ты чисто, сколь светло…

Когда они пропели всю песню до конца, то все тот же, ведущий собрание, спросил, обращаясь ко всем:

— Братья! Сегодня среди нас находятся те, кто захотел воссоединиться с великим братством разума и света. Что вы скажете на это?

— Пусть пройдут испытания!

— Ввести в ложу учениками…

— Дать срок для испытания… — послышались голоса.

— Готов ли, брат мой, к испытанию? — наклонившись к самому уху, спросил Кураева граф Чернышев.

— А что за испытания будут? — осторожно, также шепотом поинтересовался он. — Вдруг да не выдержу?

— Пока все выдерживали, выдержишь и ты, если будешь выполнять все предложенные правила. Так как?

— Можно пока поглядеть? Я лучше в другой раз, — счел за лучшее ответить он, и Чернышев, на котором была, как и на остальных, черная маска, громко доложил:

— Великий мастер! Мой адепт желает присутствовать на испытаниях, а в другой раз готов и сам им подвергнуться. Разрешите ли ему остаться при этом?

— Хорошо! Пусть так и будет, — поднял свой жезл тот, кого назвали мастером. — Что скажут остальные братья?

— Пусть остается, — ответили несколько человек недружно.

— Клятву с него все одно взять требуется, чтоб молчал о нашем собрании, — высказался один из присутствующих, стоящий ближе всех к мастеру.

— Поклянись, что ни с кем из непосвященных не поделишься тем, что увидишь здесь сегодня, и унесешь эту тайну в могилу, — ударил жезлом о стол мастер.

— Клянусь, — негромко ответил Гаврила Андреевич и опять пожалел, что оказался здесь.

— Вывести посвящаемых, — приказал мастер, и тех увели через небольшую дверь двое людей в масках. — Приступим, братья, к посвящению, — с этими словами на середину комнаты ввезли на небольшой тележке довольно солидных размеров обыкновенный неотесанный камень серого цвета с острыми гранями. Мастер положил жезл и взял в руки тяжелый молоток, и, приблизившись к камню, несколько раз с силой ударил по нему так, что мелкая щебенка посыпалась на пол. Затем он передал молоток своему соседу, и тот в точности проделал то же самое и передал молоток другому члену собрания.

— Зачем это они камень долбят? — поинтересовался Кураев у стоящего рядом Чернышева.

— Это символ обработки непосвященного, которому со временем предстоит стать нашим братом.

— И его молотком долбать будут?

— Не говори глупостей, — ответил тот и взял в руки молоток, несколько раз с силой ударил по камню и с поклоном передал мастеру.

Когда каждый в меру своих сил приложился к камню, то все по знаку мастера затянули следующую песню:

Мужайтесь, братия избранны,

Небесной мудрости сыны…

После окончания песни раздались три громких удара в дверь, через которую только что вывели вновь посвящаемых, и стоящий спиной к двери страж с обнаженной шпагой в руках громко спросил:

— Кто решился нарушить наш покой?!

— Свободный муж Сергей желает войти в почтенный Орден Свободных Каменщиков, — ответил голос из–за двери.

— Достиг ли он того возраста, когда может свободно распоряжаться собой, как зрелый муж? — спросил мастер.

— Да, великий, достиг.

— Какую веру он исповедует?

— Православную веру.

— Какой чин имеет?

— Корнет, учитель.

— Где проживает?

— В Санкт—Петербурге, о, великий…

— Можно ли ввести его и приступить к испытаниям? — спросил всех мастер и поднял свой жезл.

— Впустить, — ответили собравшиеся и выхватили шпаги, направили их в сторону двери, которая медленно открылась, и на порог вступил один из постоянных членов ложи в маске, ведя за собой на грубой пеньковой веревке, наброшенной на голую шею, испытуемого.

Кураев заметил, что молодой человек, назвавшийся Сергеем, был необычайно бледен, глаза его неистово сверкали в преддверии испытаний, а когда все остальные масоны сделали несколько шагов к нему и приставили острие своих шпаг к его груди, он закачался и чуть не упал, но вовремя был кем–то поддержан за плечо. Его довели до центра комнаты, шпаги опустили, и мастер с горящим факелом в руке вплотную приблизился к юноше, поднес пламя к самому лицу. Тот невольно отшатнулся, но сзади стояли члены ложи, не давая ему и шага сделать назад.

— Своей ли волей пришел ты к нам? — спросил мастер.

— Да… — слабым голосом ответил тот.

— Признаешь ли ложу нашу за собрание высших и отмеченных судьбой людей?

— Признаю…

— Согласен ли исполнять волю старших над тобой?

— Согласен…

— Сможешь ли жизнь свою посвятить общему нашему делу во имя торжества разума человеческого, во имя истины?

— Постараюсь посвятить всю жизнь…

— Признаешь ли всех членов нашей ложи за братию свою?

— Признаю…

— Поклянись же служить до последнего издыхания делу нашего братства, и если нарушишь сию клятву, то согласен лишить себя жизни.

— Клянусь, — прошептал испытуемый и без чувств рухнул на руки стоящих сзади масонов.

Однако мастер ничуть не смутился, а продолжил ровным и твердым голосом, указывая на потерявшего сознание испытуемого:

— Видите, любезные братья, этот адепт пришел с открытым сердцем и чистой душой, чтоб служить делу разума и света. Согласны ли вы на то, чтоб принять его в наше братство?