Отрочество 2
Шрифт:
Стрельба началась самая ожесточённая, и несколько минут спустя вспотевший от страха Пономарёнок, увидел атаку от британских позиций. Несколько офицеров с саблями в руках повели солдат, и он явстенно услышал крики атакующих, и кажется даже – раззявленные в криках рты.
Атакующие пробежали чуть в стороне, и Мишка явственно ощутил сотрясающуюся под их ногами землю, вжавшись в дно окопа и молясь. Быстро опомнившись и злясь на себя, он заставил непослушное, ватное тело снова лечь на уступчик, перезарядить винтовку, и ждать…
Бешеная, отчаянная стрельба, и британцы
Хруст! Один из солдат провалился в окопчик, и Пономарёнок едва успел развернуться, и удобная его позиция разом обернулась ловушкой!
К счастью, британец оказался настолько ошеломлённым своим паденьем, што Мишка успел развернуться на спину, и руша остатки циновок, перехватил винтовку.
Выстрел!
Британца откинуло назад, но к окопчику уже спешили его товарищи. Привстав на одно колено, Пономарёнок успел сделать два метких выстрела, как сверху напрыгнули.
Едва успев убрать голову, всё ж таки зацепленную краем подошвы, он оказался придавлен вражеским солдатом, норовящим вцепиться в горло. Подбив руку, Мишка скрутился вправо, выламывая её из сустава и оказываясь уже сверху.
Нож из ножен, и н-на! Пробив шейные позвонки, он не без натуги выдернул клинок, и лицо окрасилось вражеской кровью.
А на него набегал уже следующий! Занесённый приклад… и британец повалился назад, упав от бурской пули.
Подхватив свою, и зачем-то – винтовки убитых врагов, он рванул к своим. Петляя отчаянно, падая то и дело, он в несколько минут добежал до позиций буров.
Прыгнув в траншею, он приземлился в объятия буров, понявших наконец – кто же этот удалец, пристреливший вражеского офицера!
– А?! – орал один из буров восторженно, разевая щербатый рот и хохоча заливисто, – Каково?! Славно, славно!
– Сам поохотился, и на нас дичь вывел! – орал другой, хлопая подростка по плечам.
– … эл… полковник Баден-Пауэлл убит! – прибежал мальчишка лет семи, врезавшись в колени отцу, – Пленных допросили!
– А-а! – от восторженного рёва Мишка едва не оглох, его заобнимали, затискали, захлопали по плечам…
Едва он вывернулся, как набежали буры из «его» коммандо, и всё по новой!
Чуть погодя, когда эйфория стихла, удалось подсчитать потери. Гибель полковника, возглавлявшего оборону Мафекинга, и одного из старших офицеров – капитана Уильямса, разгневала лейтенанта Маклагена, и он поднял солдат в бессмысленную атаку. Почти сто пятьдесят убитых перед бурскими позициями, и подсчёт продолжается! У самих же буров потерь нет, потому как – ну какие потери, если набегающих британцев расстреливали из траншей?!
– Хорошая война, – притулившись вечером у костерка, пыхнул дымом Николас, мечтательно щуря глаза, – каждый день бы так воевать! А, парень?
Былой его скепсис пропал, и серые его, будто выгоревши на солнце глаза, смотрят на юного волонтёра с надеждой.
Буры из фельдкорнетства сдержанно подержали его, и Мишка засмущался от внимания.
– Я… – он замялся и замолчал, ломая прутик, кидая кусочки в огонь. Один из буров, молодой ван Дейк, подался было нетерпеливо вперёд,
но старшие молча осадили его, – Хм…На лице Пономарёнка начала проявляться задумчивая усмешечка, не сулящая британцам ничего хорошего.
– Хорошая война, значица? – по-русски сказал он, почесав переносье, – А почему бы и не да?!
– Есть пара идей, – перешёл он на ломаный голландский, – обдумаю, проверю, и обсудим вместе.
Буры разошлись по палаткам и фургонам, и у костра остался только фельдкорнет с самыми авторитетными своими бойцами.
– Голова! – веско сказал обронил командир, и присутствующие молча закивали. А што тут ещё обсуждать?! Голова… светлая. Как удачно вышло, а?! Хорошая война…
– Староверы? – густобородый Жак Галенкаф, обременённый девятью дочерьми при всего-то четырёх сыновьях, нахмурил брови и запустил в давно нестриженную голову пятерню, стимулируя мыслительный процесс.
– Достойные христиане, – понял командир невысказанный вопрос, – даже табак с алкоголем запрещены.
– Ну это… – Галенкаф взглянул на погасшую трубку и задумался глубоко, не став её раскуривать заново. Не кальвинист… но девять дочерей! Хм…
Глава 21
На выезде из города я старательно отворотил голову набок и задержал дыханье, а потом задышал через рот, сдерживая тошноту. Грифы под виселицей разодрались, разорались противно, и я невольно глянул в ту сторону…
Склонившись с облучка повозки и не отпуская вожжи, вывалил завтрак на пыльную дорогу, и настроение сразу – ни к чорту! Насмотришься на такое, нанюхаешься… Скрип виселицы, да грифы, подпрыгивающие неловко и старающиеся урвать кусок уже завонявшей человечины.
А самое… я их знал. Знакомые через Маркса жиды, занимающиеся разъездной торговлей, ничево удивительного ни для Российской Империи, ни для… да собственно, нигде не удивительно. Жид-торговец, што может быть банальней?
Обыденная, совершенно привышная картина, только вот… шпионаж. Собственно, тоже ничего удивительного – торговцы во все времена и во всех странах сотрудничают разведкой, полицией и прочими… органами.
А в военное время – вот так вот, и не честный расстрел, а позорная виселица, да притом с часовым, с грифами – дабы усилить наказанье. Всего авторитета Шмуэля Маркса не хватило ни для смягчения приговора, ни хотя бы для нормальных похорон после казни. Висит.
Оглядываюсь непроизвольно, и вижу безобразную драку крылатых падальщиков, устроивших свару вокруг нижней части тела, оторвавшевося и упавшего в натёкшую под него, загнившую уже лужу. Рвут…
– Дай! – требовательно протягиваю руку, и Товия, баюкающий поранетую руку в глубине фургона, протягивает мне сигару. Набранный в рот дым прогоняет тошноту. Раз, второй…
– Забери.
Африканеры и без тово глядят волками, потому как – вскрылось. На британцев ставку сделали жиды местные, так вот. Не все, сильно далеко не все… но тенденции, однако.
С одной стороны – империя, раскинувшаяся на всех континентах, а с другой – малочисленные буры. А жиды, они…
«– Космополитичны»