Отрок (XXI-XII)

Мишка опустил глаза на тело Чифа и вдруг заметил на древке стрелы выжженный узор - метку хозяина. Осторожно, чтобы не потревожить раненую ногу, нагнулся и вытащил стрелу из тела пса.

–  Ребята, давайте его в сани, к Афоне.
– Скомандовал дед.

–  Погоди, деда, должок за мной остался.

Мишка, волоча раненую ногу, поковылял к пленным. Прямо напротив него оказался молодой парень, зажимающий левой рукой окровавленный правый рукав.

–  Это чья?
– Мишка сунул к самым глазам парня стрелу с меткой.
– Чья?

–  Пошел ты…

Мишка изо всех сил ударил парня кулаком по ране, то закатил глаза и упал навзничь. Сосед парня, очень заметно трусивший, не дожидаясь вопроса, кивнул на одного из пленных:

–  Его знак…

Мишка похромал к указанному мужику. Тот сам стоять, видимо не мог, его поддерживал под руку сосед. Борода слиплась от крови, изо рта торчали обломки выбитых зубов, видать, кто-то из ратников двинул ему краем щита в морду.

–  Твоя стрела?

Пленный никак не реагировал на вопрос, тупо уставившись в одну точку.

–  Твоя стрела, падаль?!

Мишка полоснул мужика кинжалом наискось через все лицо, пленный дернулся, в глазах, кажется, появилась осмысленность. Он даже что-то хлюпнул окровавленным ртом.

–  Михайла, ты что творишь?! Михай…

–  Чи-и-иф!!!

Мишка с маху всадил кинжал лесовику в живот, не удержавшись на ногах, упал вместе с ними, и, лежа на извивающемся под ним теле, принялся кромсать его, попеременно, то кинжалом, то зажатой в кулаке стрелой.

–  Чего вылупились, ядрена Матрена, да оттащите же его! Нож, нож заберите, порежет кого-нибудь!

Кто- то заламывал Мишке руки за спину, кто-то просовывал сквозь лязгающие зубы горлышко фляги, а из мишкиного горла рвался к чистенькому весеннему небу, переполненный тоской и яростью, более уместный для стылой декабрьской ночи, настоящий звериный вой.

* * *

Очнулся Мишка лежа в санях, нога тупо ныла, но пульсирующего дерганья не было, похоже, дело обошлось без воспаления. Рядом кто-то пошевелился.

–  Проснулся, Михайла?

–  Афанасий?
– Мишка узнал одного из ратников, бывших вместе с ним в дозоре.
– Ты как? Я слышал, ты еле-еле до наших доскакал, куда тебя?

–  А! Щитом прикрыться не успел, ключица сломана. Придется одноруким походить. А ты?

–  Ничего, побаливает немного.

–  А хорош мед у дядьки Корнея! Ты полдня и всю ночь проспал, как младенец.

–  Так уже утро?
– Удивился Мишка.

–  Проспал ты утро, к полудню идет.

–  А городище?

–  Взяли перед рассветом. Дядька твой - Лавр - целый десяток тайно провел. Там у них калитка какая-то, ну, вот через нее и провел, потом ворота открыли и наши как ворвутся! Никто и ворохнуться не успел.

–  И что, ни убитых, ни раненых?

–  У нас один дурень с коня сверзился, ногу сломал, да еще одному поленом по морде попало, а у них человек пять убитых, да с десяток раненых. Сотник Корней приказал лишней крови не пускать.

–  Слушай, а почему нас на дороге стерегли? Никто же не знал, что мы на городище идем.

–  А никто и не стерег, они нас случайно увидели, короткой дорогой через лес вперед забежали и в засаду сели.
– Афоня оказался информированным обо всех делах прошедших суток.
– Только слабы они против кованой рати. Думали дозор пропустить, пострелять, сколько выйдет, да и смыться, но не вышло.

–  Так они что, не из городища?

–  Только трое, то есть, было-то пятеро, но двоих мы того… упокоили. А остальных они в тех местах насобирали, где княжья дружина прошла. Вели их куда-то, но куда - только Белояр знал, а него уже не спросишь. Они своих баб с детишками недалеко оставили, туда сейчас Леха Рябой с двумя десятками ушел. Пригонит сюда. Деться им, все равно, некуда, деревеньки их княжья дружина спалила, пойдут к нам в холопы и не пикнут.

–  А в городище?

–  А там то же самое. Корней всех согнал и объявил, что за участие в бунте, по княжьему указу, быть сему месту пусту. Но, раз у него тут родня есть, то он их, так уж и быть, из городища живыми выведет, а только потом его огню предаст. Разрешил имущество собрать, кто, сколько увезти сможет, даже коней наших заводных дал под волокуши, если саней не хватит. Благодетель.
– Афоня криво усмехнулся.
– Отец родной.

–  Чего смешного-то?
– Не понял Мишка.
– Он же, действительно, им жизни спасает! Думаешь, если бы Илларион сюда княжьих людей привел, лучше было бы?

–  Княжьи сюда не дошли бы. А Илларион - это грек, что ли?

–  Секретарь епископа Туровского.

–  Ну! Он, наверно. Пленные говорили, что его с переломанными костями в Туров увезли, в волчью яму вместе с конем провалился, но повезло: все колья в коня воткнулись, а его только сверху бревном приложило. Говорят из доспеха золоченого, как рака из панциря выковыривать пришлось. Да и вообще, из двух сотен, меньше одной целыми возвращаются. Может, и врут, конечно, но сюда бы точно не дошли.

–  А зачем им сюда идти? Здесь мы есть, тоже - княжьи люди, только без грека. А если без грека, то и без лишней крови.

–  Ага! Себе холопов наберут, а нам - шиш!
– Выпалил вдруг с непонятной злостью Афоня.

–  А ты холопскую семью, хоть одну, до нови прокормишь?
– Поинтересовался Мишка.

–  Они со своим припасом пойдут, мы же не жгли ничего, не громили.

–  Так в чем дело? В городище сотни три народу, да еще пришлые, а нас - четыре десятка, неужто хотя бы по одной семье на долю не придется?

–  Меня доли лишили.
– Признался Афоня.

"Так вот, чего ты злишься! Такая богатая добыча мимо проплывает. Интересно, за что это тебя так?".

–  За что лишили-то?

–  За тебя! Весь дозор, за то, что тебя с собой потащили. А если бы не твой пес, мы бы их проглядели, а они потом в упор, из-за кустов, не готовых… половину перебили бы!

–  Кто доли лишил?

–  Лука.

–  У нас кто сотник: Лука или Корней? Дозор свою работу сделал, засаду обнаружил. За что наказывать?
– Возмутился Мишка.

–  Так может, ты… это… деду скажешь? Ну, что, мол, не бросали тебя, просто вышло так. И насчет доли. Я семью прокормлю, не нищий, родня, если что, поможет.

–  Скажу, только он и сам все знает и все видит.

* * *

Длиннющий - больше версты - караван двигался медленно, ратники, попарно, постоянно скакали от головы к хвосту растянувшегося обоза и обратно, пытаясь криками, а то и тумаками, ускорить движение, и поддерживать в колонне хоть какой-то порядок, но сорока человек для этого было совершенно недостаточно. То тут, то там, от дороги в лес уходили следы сбежавших. Искать их и не пытались: пока отыщешь одного, сбежит десяток, да и не нужны они были, если вдуматься. К каждому холопу стражника не приставишь, не сбежит по дороге, сорвется из Ратного, для настоящей холопской жизни годится не всякий.