Отрок (XXI-XII)

–  А… А, чего он про смерть лютую кричал?

–  Ты что, Бурея не знаешь?
– Мишка горестно понурился.
– Если откажем… Сама понимать должна.

–  Ой, мама, мамочка!!!

Из глаз Аньки брызнули слезы, она подхватилась и кинулась бежать куда-то между многочисленных построек.

"Вот так-то, лахудра, будешь еще над воинскими обычаями хихикать".

Мишка сплюнул и пошкандыбал на костылях в сторону семейной избы.

Глава 2

Дед действительно перебрал с пивом и после обеда прилег вздремнуть, а Мишка решил навестить отца Михаила. Роська с санями уже привычно исполнил роль водителя начальственного лимузина, с шиком подкатив к крыльцу церковного дома. Помог Мишке выбраться из саней и, как, и положено начальническому водиле, остался ждать на улице.

–  Господи Иисусе Христе…

Уже привычно подняв руку для крестного знамения, Мишка так застыл в изумлении. Запущенное холостяцкое жилище отца Михаила, по определению, отличающееся от медвежьей берлоги только наличием мебели и отопительных приборов, преобразилось самым чудесным образом.

Полы и стены чисто вымыты, выскоблены, чуть ли не до бела. На полу расстелены половики. Печка побелена и от нее веет вкусной смесью запахов ухи, пшенной каши и топленого молока. Чистейшая до стерильности посуда аккуратно расставлена на одной полке, а на другой, строго по ранжиру, выстроились книги. Даже шахматы на клетчатой доске расставлены, хоть и неправильно, но аккуратно.

Какая- то незнакомая девка заканчивает застилать постель, а сам отец Михаил, умытый и причесанный, благообразный, словно иконный лик, лежит на лавке в свежайшей белой рубахе, укрытый теплым одеялом из волчьих шкур.

Были и еще какие-то приятные изменения, придавшие дому уют, но Мишка сразу их даже и не заметил. Просто-напросто, дом стал другим.

Из ступора его вывел громогласный голос тетки Алены:

–  Ну, чего встал? Ноги вытер? Проходи. Отче святой тебя заждался, уже два раза спрашивал. Хотя, погоди-ка! Сейчас.

Тетка Алена подхватила на руки мгновенно запунцовевшего от смущения монаха и легко, словно ребенка, перенесла с лавки на постель.

–  Давайте, беседуйте, а потом кашки поедим с молочком.
– Алена глазами строгой воспитательницы детского сада взглянула на монаха и предупредила: И не вздумай опять отнекиваться! Насильно запихну!

Отец Михаил обреченно закрыл глаза, видимо опыт общения с Аленой быстро и эффективно приучил его к покорности. Мишка, стуча костылями, подошел к постели, присел на стоящий рядом чурбан, исполняющий роль табурета. От отца Михаила тоже пахло хорошо: баней и лекарственными травами.

–  Здравствуй отче, поклон тебе привез от друга твоего отца Феофана.

–  Спаси тя Христос, Миша. Как он, благополучен ли?

–  Вполне благополучен, у епископа Кирилла в ближних людях состоит. Крамолу и ересь изыскивает и искореняет.

–  Ну да, изыскивать и искоренять, как раз по его натуре. А сам-то как, вижу - ранен?

–  Ничего страшного, отче, заживает уже.

–  Ну, и слава Богу. А я вот, то ли в рай попал, то ли…

Взгляд монаха зацепился за богатырскую фигуру Алены.

–  … То ли еще куда. Сплошные соблазны вокруг. Лежу, вот, телесно ублажаюсь…

–  И правильно!
– Поддакнул Мишка.
– Ты, отче, нам здоровым нужен.

–  Сила не в плоти, но в духе!

–  И в плоти тоже.
– Не согласился Мишка.
– Помнишь, как латиняне говорят: "Милитат спиритум - милитат гладио. Воюешь духом - воюй мечом"? Твой меч, конечно, слово Божье, но и для него телесная сила нужна. У нас три сотни душ, закосневших в язычестве, появилось, как ты с этим управишься, если болеть будешь?

–  Правильно - встряла Алена - А то уху есть не хотел! Жирная, видишь ли!

Отец Михаил осторожно покосился на Алену и тут же отвел взгляд.

–  Вижу, отрок, многое тебе поведать надо. Сестры! Оставьте нас на малое время, мне исповедь принять надо.

–  Пошли, Улька, - скомандовала Алена - мы еще в церкви не закончили.

В сопровождении девчонки, Алена двинулась было к выходу, но обернулась и произнесла тоном смертного приговора:

–  А вернемся, будем кашку есть.

Помолчала и зловеще добавила:

–  С молочком!

Отец Михаил выждал, пока за женщинами закроется дверь и доверительно, полушепотом, произнес:

–  Не женщина - лев рыкающий, прости меня Господи! А вторая! Язычница, а в храме полы моет!

–  Ну, у Алены и медведь на дудке играть будет!
– Мишка с трудом сдержал улыбку.

–  Только один раз в жизни такое, как сегодня, переживал.
– Продолжил трагическим шепотом монах.
– Это когда на море буря случилась и наша ладья чуть не потонула. Только милостью Божьей и спаслись тогда из бездны вод. А ныне… Миша, ты не поверишь, в бане, без одеяний, в четыре веника меня… Думал, помру… Не женщины - две стихии необузданные.

"Да- а-а, можно только посочувствовать. Интересно, он отчего скорее помереть мог: от физического воздействия, или от визуального? Алена кого хочешь, впечатлит до беспамятства, а уж монаха-то… Впечатление же, надо понимать, было будь здоров. Чего-чего, а слезы в голосе я у Михаила не слышал никогда. Впрочем, а сами-то Вы, сэр?".

Когда, впервые после ОСОЗНАНИЯ, Мишку повели в баню - по малолетству, вместе с женщинами - он слегка оробел. Когда-то в детстве, в середине пятидесятых годов ХХ века, его тоже водили в женское отделение бани - старого здания из темно-красного кирпича, стоявшего недалеко от Сытного рынка. Визуального ряда детская память не сохранила, но до самого конца ТОЙ жизни помнился звуковой фон: умножаемый эхом, гулявшим под сводами обширного зала, женский гвалт, время от времени перекрываемый грохотом жестяных шаек, плеском воды и детским писком.

Тогда он был малым ребенком. Сейчас, вроде бы, тоже, но смотрел-то из детского тела зрелый мужик! Как отреагирует организм на множество обнаженных женских тел в непосредственной близости? Не дай Бог… Вот номер-то будет!

Робел Мишка, как выяснилось, напрасно. Детскому организму открывшиеся картины оказались совершенно "до лампочки". Тем более, что лампочки-то, как раз и не было - помещение без окон освещалось двумя, громко трещавшими от сырости лучинами.

Впечатление, тем не менее, оказалось очень мощным и неожиданным. Сильные, пышущие здоровьем (и не догадаешься, что не по одному разу рожавшие) женские тела, природная грация, естественная экспрессия, размашистые, но точные движения, царская осанка…

Куда там всяким Эммануэлям и Чиччолинам вкупе с прянишниковскими мочалками! Можно подумать, что порно-дивы просто-напросто принадлежат к иной ветви эволюционного древа земной биосферы. Эти-то, как раз от обезьян и произошли, а ратнинские женщины одним своим видом подтверждали гордое убеждение славян: "Мы - внуки Божьи".

А рядом со взрослыми женщинами - Мишкины старшие сестры. Подростки, но никакой угловатости неуклюжести, костлявости - крепость и изящество. Еще только проклевываются черты женщин, но каких женщин! Как, с почти балетной обманчивой легкостью подхватывает полутаропудовую бадью с водой мать, как колышется тяжелая грудь Татьяны… И рядом не лежало вялое трепыхание… Ну, да Бог с ним. Общее впечатление: "пыльным мешком из-за угла". И это еще мягко сказано.