Отшельник. Его девочка

— Уволил? — шепчет она. — А как же… у нас разве теперь нет долга перед ним?

— Нет, — лепечу дрожащими губами.

А из глаз сыпятся позорные слезы. Снова и снова. Разве можно столько плакать? Уже лицо опухло.

— Дариночка, — мама шепчет особым теплым тоном. — У вас что-то было?

Я распахиваю глаза и смотрю на нее жалостливо. Только бы она не закатила сцену и не стала читать мораль. Я и сама знаю, что не должна была. Но я хотела. Я сама хотела!

Мама смотрит с сочувствием. Во взгляде тепло и трепет.

— Ох, милая, — гладит теплой ладонью мою влажную от слез щеку. — Он разбил тебе сердце!

Глава 21

Чувствую себя прямо сказать паршиво.

На неделе у меня начались месячные, а в такие дни я обычно раздражительная и на сладкое тянет. Я боялась, что забеременела от Льва Сергеевича и ждала менструацию, затаив дыхание. А когда эти дни все же пришли, а даже немного расстроилась.

Наверно, я бы хотела ребенка от моего первого и единственного мужчины.

Была в институте, попросила преподавателей пойти мне на встречу и разрешить закрыть сессию в сентябре. Куратор группы помог, и меня не стали отчислять.

Я рада, что вернусь в институт. И маме тоже эта моя идея очень понравилась, что совсем не удивительно.

Мне стало сложно засыпать по ночам. И хоть я стараюсь не вспоминать о том, что было в замке между мной и Львом Сергеевичем, вычеркнуть его из своей жизни я просто не могу. Каждый вечер его вспоминаю, как только моя голова касается подушки.

Он ничего мне не обещал. И я сама выстроила воздушные иллюзии о его чувствах ко мне. Мне захотелось верить, что между нами чуть больше, чем просто секс.

Мама со Степой все еще в больнице, и пробудут там весь ближайший месяц. Благодаря деньгам, которые Отшельник перевел мне на прощание, я смогла оплатить брату платную палату и все необходимые процедуры.

Свою новую одежду, которую Константин привез для меня из замка, я заботливо упаковала в вакуумные пакеты. Мне такие наряды носить все равно некуда.

И черное бархатное, и красное легкое платья напоминают мне о том, какой наивной и доверчивой я была.

Каждую ночь я думаю о нем. Вспоминаю его сильные руки, сжимающие мое тело в охапку, жадные ненасытные пальцы, скользящие по моей нежной коже, стриженную бороду, которая колола мою шею и подбородок, когда мы в первый и последний раз поцеловались.

Мне не хватает его.

Давыдов занял много места в моем сердце. И, как бы сложно не было, я призналась самой себе — за две недели у меня к нему возникли чувства.

Думаю, что это все случилось еще и из-за того, что он стал моим первым мужчиной. Разве можно забыть того, кто украл твой первый поцелуй и похитил девственность?

Я вернулась на работу в ресторан в вечернюю смену. И даже там, когда стою у пенной раковины и намываю тарелки, все равно думаю о нем.

Отшельник…

Мрачный, холодный и отстраненный.

Ну зачем он только появился в моей жизни! Чтобы я страдала?

Видеться с подружкой Тиной нет никакого желания, и я вру ей, что устаю на работе и вообще плохо себя чувствую.

Тина любопытная. И она уже просто достала меня вопросами о том, почему Лев Сергеевич так резко и неожиданно уволил меня. Я ничего ей не рассказывала. Подружка до сих пор считает, что я была в его доме обычной уборщицей. Прислугой.

А я была игрушкой.

Возвращаюсь домой на такси. Дождь зарядил такой, что я успела промокнуть до нитки. Уже пахнет приближающейся осенью.

В квартире тихо и безлюдно. Я совсем одна. Включаю свет, осматриваю обшарпанные обои и пожелтевшую потолочную старомодную плитку. Вздыхаю протяжно, расстегивая мокрую куртку замерзшими пальцами.

Прошло чуть больше трех недель, а мне не стало легче.

И не станет. Я уже смирилась с тем, что буду скучать по Отшельнику всю оставшуюся жизнь.

Телефон звонит в сумке, и я достаю его влажными от дождя руками.

Тина…

Она не оставляет попыток встретится со мной. Понимаю, что подруга соскучилась и хочет просто весело поболтать. Но у меня настолько подавленное и разбитое состояние, что я вообще ничего не хочу. И если бы не вернулась на работу, то просто засела бы дома до самого сентября и все дни лежала бы на кровати. Ревела бы в подушку и убивала себя своими мыслями.

Мама говорит, что нужно жить дальше. Взять себя в руки. Что все обязательно пройдет. Разбитое сердце не может болеть вечно.

— Даринка, ты дома? — голос подруги веселый и задорный.

— Дома.

— О, отлично! Я сейчас к тебе приду.

Я прикрываю веки и медленно втягиваю воздух ноздрями.

Не хочу. Не хочу. Тина будет без умолку болтать и задавать вопросы, а я не готова сейчас рассказать ей правду.

Да и вообще, наверно, никогда не буду готова.

То, что было в замке Льва Сергеевича, должно там и остаться.

— Тин, дождь на улице. Ну куда ты пойдешь? — глухо бормочу я, стягивая кроссовки с ног.

— Дарина, ты уже три недели дома! А мы так и не виделись! — возмущается. — Ты что, больше не хочешь со мной дружить?

— Хочу, конечно! Просто настроение не то.

— Вот сейчас мы твое настроение и поправим! Через минутку буду, я уже в твоем дворе!

Закусываю губу, слушая три коротких гудка из телефонной трубки.

Может, это и к лучшему. Послушаю веселые рассказы Тины, мне полегче станет.

Стягиваю мокрую куртку, включаю обогреватель в комнате, вешаю мокрую одежду сушиться рядом с ним. Надеваю домашний халатик — один из подарков Льва Сергеевича.

На кухне ставлю чайник на плиту и сажусь на стульчик. Ставлю локти на стол и тру виски. Голова немного болит.

Представляю, что прямо сейчас нахожусь во дворе замка Отшельника. Сижу в его беседке, обвитой виноградной лозой. Слушаю шум дождя и дышу влажным хвойным воздухом. Воспоминания все еще свежие и яркие.

Отчетливо могу ощутить запах мокрого мха.